По темной стороне - Купава Огинская Страница 6

Оставалось красивое витражное окно, изображавшие сцену охоты. И если на дверь я не особо рассчитывала, то уж в том, что смогу выбраться через окно, даже не сомневалась.

Когда витраж не разбился вдребезги после первого удара стулом, притащенным из соседней комнаты, я ещё не отчаялась, после четвёртого запаниковала, после пятого осознала, что эта ночь может стать последней ночью в моей жизни.

Каждый раз, когда стул соприкасался со стеклом, по окну проходила полупрозрачная волна, и стул отскакивал в меня. Я уворачивалась и повторяла попытку.

Шестой попытки не было. Я умела учиться на своих ошибках, не сразу, конечно, но даже до меня дошла вся бессмысленность продолжать это. Стёкла в замке не бились.

Желтоглазый появился в галерее как раз в тот момент, когда я, пнув на прощание стул, вновь побежала.

Теперь уже наверх.

Лестница, после преодоления которой дрожат ноги, узкий полутемный переход, ещё одна лестница поменьше, коридор, ещё коридор, мрачная анфилада — открытые двери меня очень обрадовали — потом ещё один коридор, и я оказалась в заброшенной части замка.

Нет, выглядела она совсем так же, как и та, в которой жила я, но интерьер был присыпан пылью, а кристаллы, казалось, горели не от того, что тут кто-то ходит, но лишь потому, что их забыли выключить.

И даже пахло здесь забвением. Холодный, сырой воздух, полный запаха земли и пыли.

Ноги уже давно замерзли до состояния нечувствительных ходилок. Я просто передвигала их, не ощущая ни колющей крошки осыпавшегося камня, ни холода старого, кое-где треснувшего мрамора.

Большинство комнат были закрыты, а те, что оказывались открыты — пусты и не запирались изнутри. Голые стены, чёрные провалы окон. Жуть жуткая.

Перебегая от одной двери к другой, я металась по коридору в безумной надежде найти укрытие.

И не находила.

Жёлтые глаза ещё не видели меня, но я чувствовала, как тьма приближается, как она стелется по моим остывающим следам, безошибочно отыскивая дорогу.

Можно ли спрятаться от того, что видит тебя даже через камень?

Я оптимистично верила, что можно.

Ещё одна дверь, после ряда разгромным неудач, поддалась и неохотно, с возмущенным скрипом, открылась.

Свет не горел, но я быстро нашла чёрный камень и осторожно прокрутила его.

Это был кабинет. Оставленный не запертым, полностью обставленный кабинет с проходом, ведущим в спальню. А там ещё одна дверь в коридор. Запертая, но легко открывающаяся изнутри.

Путь отхода есть.

Заперев кабинет изнутри, я осмотрелась.

Пыльно, печально и очень… безысходности что ли.

Книжный стеллаж, занимающий всю правую стену, угнетал пыльными, забытыми книгами. На столе лежали бумаги, чернильница, перьевая ручка с засохшими чернилами. Кожаная папка и огромный чёрный череп. Потрогав выкрашенные чёрным зубы пальцем, я невольно вытерла его о ночнушку.

Все ящички в столе были заперты.

Осторожно присев в пыльное кресло, я осмотрелась и только сейчас заметила большую картину в красивой раме, висевшую на противоположной от книжного шкафа стене.

Семейный портрет. Он, она и ребёнок.

На тёмном фоне неровных мазков выделялось золото резного стула, на котором, выпрямив спину, сидела красивая, темноволосая, но холодная женщина с равнодушным синим взглядом фарфоровой куклы. За её спиной, положив руку на спинку стула, стоял мужчина. Массивный и хмурый, он был так же черноволос. Тёмные глаза с сурового лица смотрели тяжело и пристально. Как бы я не встала, с какой бы стороны от картины не замерла, казалось, он смотрит именно на меня.

Перед мужчиной, в шаге от женщины, сидящей в пол оборота от него, застыл мальчик. Лет восьми, быть может десяти.

Бледный и напряженный, он решительно смотрел прямо перед собой. От моего хищника в этом ребенке были только глаза. Жёлтые, светящиеся даже на картине. Уже тогда белок его глаз был чёрным, а взгляд серьёзным.

Красивый портрет счастливой семьи, ничего не скажешь…

— Нравится? — вкрадчивый тихий голос, раздавшийся за спиной, чуть не остановил моё сердце.

Тьма нежно льнула к босым ногам, не спеша их есть.

Я забыла, как дышать.

— Я был первенцем Матери, меня отдали в самую сильную семью, — на плечи легли ладони, с которых на меня стекала тьма. По груди, по бокам, окутывая руки.

Сердце предприняло ещё одну попытку остановиться, но желание жить оказалось сильнее.

— Первенцем?

— Тьма Первоначальная, моя госпожа и мать, захотела ребенка. Ей нужен был наследник, — прохладные пальцы, скрытые тьмой, нежно погладили мои плечи, — довольно странное желание, если учесть, что делиться властью она не планировала. Но я был создан по велению её и отправлен сюда.

Голос хищника стал задумчивым и рассеянным:

— В эту несчастную семью.

— И что с ними стало? — с замиранием сердца спросила я.

— В день пробуждения силы я убил их, — равнодушный ответ.

Гулко сглотнув, я беспомощно смотрела на картину. Действительно, а чего еще я ожидала? Счастливого хэппи-энда, как в фильмах?

— Я не предупреждал тебя, потому прощу на первый раз, — вновь заговорил он после недолгого молчания, — но впредь не выходи из комнаты в безлунье. Это моё время. Поняла?

Я энергично закивала.

— А сейчас ты, не оборачиваясь, вернешься к себе и не выйдешь до восхода солнца.

Я снова закивала.

— Иди, — меня подтолкнули к открытой двери.

На негнущихся ногах, находясь в каком-то густом, холодном тумане, я добралась до выхода, вырвавшись из тьмы, заполнившей кабинет, сделала ещё с дюжину шагов, а потом побежала.

Я так и не поняла, как добралась до спальни, хотя бежала, не разбирая дороги, просто неслась вперёд желая не добежать, а просто убежать.

В спальне, на спинке стула висел камзол, потерянные сапоги стояли рядом.