По закону сломанных ногтей - Елена Лабрус Страница 6

— Жена, дети, собаки?

— Две, но обе бывших. Дочь от первого брака. Ручной хорёк.

«Он ещё жив?» — хотела воскликнуть она. Именно известие об очередном хорьке потрясло её больше всего.

— Хорёк тоже девочка. Зовут Пипа, — продолжил он.

Значит новый. Прошлого звали Пончик.

— Прямо женское царство.

— Есть немного, — улыбнулся он. — Но хоть парень-то какой есть?

— Хоть какой есть, — соврала она. — Но живём мы не вместе.

— И кто он?

— Тебе зачем?

Она села и недоверчиво посмотрела на него через плечо.

— Хочу знать с кем придётся за тебя бороться.

Он выглядел серьёзным как никогда.

— Но ты права. Какая разница кто он, если ты создана для меня.

И опять это чувство сожаления, шорох пропущенных лет, горечь потерянных встреч. Поразительно, что это чувство предназначенности друг другу так остро почувствовали они одновременно.

— Тебе придётся бороться скорее с собой, чем с ним.

— Нет, ты не понимаешь, — он тоже сел. — Такого со мной никогда не было. Я словно знаю тебя всю жизнь. Словно здесь, в этом городе ты всегда была рядом. Незримо, незаметно, но всегда рядом. Именно из-за этого чувства я вернулся, едва закончив универ в Питере.

Он встал, натянул трусы, подошёл к окну, отдёрнул штору. Он смотрел на дождь, но думал о чём-то своём. И действительно выглядел озабоченным.

— Это чувство, — он повернулся. Хмурая морщинка между его бровей. — Именно из-за него я первый раз женился.

Он сел на кровать. Вещи разбросаны по полу, но она дома, поэтому просто встала и перешагивая через них достала из шкафа халат. Бинты уже ослабли настолько, что больше не мешали ходить. Но он смотрел на них, словно они что-то ему напоминали.

Арина, кажется, знала, что именно.

Однажды на соревнованиях она потянула ногу, и её коленку обмотали эластичным бинтом. Она не собиралась маячить перед ним, сидящим на низкой деревянной лавочке, ожидая своей очереди, но её так поставили. Она тупила и промахивалась от того, что постоянно думала о том, что он там сидит. А он злился, что она такая раззява, и сокрушённо взмахивал руками каждый раз, когда она пропускала мяч. Он не должен был её запомнить. Но он смотрел сейчас на её коленку, и она боялась, что он вспомнит и также взмахнёт руками.

Она завязала халат и села рядом.

— Иди сюда, — он посадил её к себе на колени.

Она украдкой взглянула на часы, обнимая его за шею. Время едва приближалось к четырём, но из-за дождя казалось, что уже глубокий вечер.

— Хочешь кофе? — предложила она.

— Варёный?

— Любой. Чёрный, крепкий, горький? Итальянской обжарки? Слоновий? Лювак?

Она понятия не имела какой кофе он любит. Она так много всего о нём не знала.

— Слоновий?!

Она слезла с его колен и пошла по квартире, по дороге включая свет как посадочные огни, по которым он должен найти дорогу на кухню и приземлиться прямо на мягкий диванчик.

— У тебя же этот вьетнамский талисман удачи и любви на пальце. Я думала про их слоновий кофе ты тоже в курсе.

Он сел точно в предполагаемое место — самое удобное на нескромных пятнадцати квадратах её любимого в квартире помещения.

— Любви? Серьёзно? Мне его товарищ с Вьетнама привёз, — хмыкнул он, рассматривая кольцо. — Интересно, не намекал ли на что. А ты ездила во Вьетнам?

— Было дело.

Она не задумываясь открывала и закрывала нужные шкафы — на своей кухне она чувствовала себя как рыба в воде.

— Так вот, слоновий кофе он как лювак, только ферментируют его не ласки, а пищеварительная система слонов.

— Я понял. Слоновьи какашки я не буду. Так же, как и Лювак. Что ты там говорила на счёт итальянской обжарки?

— А зря. Мусанг, он же лювак, он как твой хорёк. Милый, пушистый, коричневый. И кофе этот очень мягкий, без кислоты, без горечи. У меня даже специальная кружечка для его заварки есть. И сгущёнка. Ни с чем так вкусно не получается вьетнамский кофе как с нашей совдеповской сгухой.

Он недоверчиво поморщился.

— Но специально для тебя, так и быть, Лаваццо Оро.

— Кстати, бискотти, — сказала она, ставя на стол печенье. — Рекомендую как раз к кофе. А себе, я, пожалуй, плесну вина. Длинный что-то выдался денёк.

— А мне почему не вина?

— А ты за рулём.

Тон её не предполагал выражений, и она знала, он не возразит. Он всегда такой правильный, этот Андрей Савицкий.

— Так что там на счёт твоей первой женитьбы? — спросила она, ставя перед ним чашку дымящегося кофе.

— Я до сих пор не могу понять, как я мог так ошибиться. Но в ней было что-то такое, — он посмотрел на неё, подбирая правильное слово, — твоё.

— Ты не торопишься с выводами? — она сделала большой глоток, скрывая своё замешательство. — Мы знакомы всего пару часов.

— Это не важно, сколько времени мы вместе. Я понял, что именно тебя искал всю жизнь сразу, едва увидел тебя в том кафе в рваных колготках, с окровавленными коленями. Когда я увидел свою первую жену, мне казалось, я испытал такое же чувство. Я не увидел её. Я словно вспомнил её, узнал. Это как откровение. Только там все оказалось проще. Оказалось, мы учились в одной школе. Правда, я узнал об этом уже после свадьбы.

— Правда? — она едва не подавилась вином. — Не хочу тебя разочаровывать. Хотя есть соблазн подождать до свадьбы. Но со мной, Андрей Викторович Савицкий, ты тоже просто учился в одной школе.

— Я знаю, Арина Александровна Перова.

— Альстен. Арина Александровна Альстен. По мужу.

— Так значит, муж всё же есть? — он окунул в кофе твёрдое печенье.

— Да, он есть, но мы два года назад развелись. Не сошлись характерами.

Он удовлетворённо вздохнул и поднял глаза от кружки.

— А моя первая жена была твоей одноклассницей. Я именно из-за тебя с ней развёлся.

Сейчас он её не на шутку удивил. Но смутная догадка уже царапала душу.

— Анфиса? Анна Фисенко стала твоей первой женой?

— Теперь она Анна Савицкая.

«Сука!» — хотелось крикнуть ей, но, чтобы справиться со своими чувствами, она встала и подошла к окну. «Господи, она же наверняка рассказала ему о том, какая я дура. Обо всех тех глупостях, что я делала. Ведь она знала всё-всё.»

— И как много ты знаешь? — она повернулась, думая о том, какое выражение лица она сейчас увидит на его лице.

— Достаточно, — ответил он уклончиво и чуть заметно улыбнулся.