Фурии Кальдерона - Джим Батчер Страница 58

— Послушай, нам и правда некогда. Это враги. Они хотят свергнуть Первого лорда, а для этого им нужно, чтобы мараты вырезали долину. Тогда они смогут убедить все королевство в том, что якобы Первый лорд слаб и не контролирует ситуацию.

Тави широко раскрыл глаза.

— Вырезать долину? Но ведь тогда…

Она смотрела на него с застывшим лицом.

— Если мы не предупредим графа, если он не приведет войска, чтобы дать им отпор, мараты убьют всех. И в этом стедгольде, и во всех остальных.

— Вороны… — прошептал Тави. — Ох, вороны и фурии…

— Ты единственный, кто их видел. Единственный, на кого я могу сослаться, чтобы убедить графа поднять войска по тревоге. — Амара вернулась к окну и снова распахнула ставни. Потом повернулась к Тави и протянула руку.

— Так ты со мной?

Они взяли простыню с кровати Тави, привязали ее одним концом к ее ножке и свесили за окно во двор. Ветер задувал с севера, неся с собой жгучий зимний мороз. Амара спустилась первой и махнула Тави; тот передал ей свою поклажу, наскоро увязанную в одеяла с его кровати, и, набравшись храбрости, сам полез по простыне вниз.

Двор они пересекли молча. Никого не было видно, хотя свет и шум из зала пробивались сквозь неплотно прикрытую дверь. Ворота в стене оказались открытыми, и они выскользнули наружу. Наступил вечер, и на земле лежали темные, размытые тени.

Тави вел их мимо конюшни, к коптильне. Она находилась стена к стене с кузницей — так дым из обоих помещений выходил в одну трубу. В коптильне царил запах дыма и мяса.

— Бери соль, — шепнула ему Амара. — Бери целый мешок, если есть, а если нет — ведерко. Я посторожу здесь. И быстрее!

Тави проскользнул внутрь и принялся шарить на полке в дальнем, темном углу. Первым делом он подобрал пару окороков и сунул их в свой узел. Соль хранилась в большом домотканом мешке. Тави попробовал поднять его, но с трудом оторвал от земли на пару дюймов. Тогда он поставил его на место, взял одно из своих одеял и оторвал от него два больших лоскута. Он насыпал на них соли, свернул в узелки и крепко завязал кожаными ремешками, на которых обычно подвешивали мясо.

Он поднял их с земли и как раз возвращался к двери, когда услышал на улице сдавленный крик. Послышалось тяжелое дыхание, потом пара глухих, тяжелых ударов. С бешено колотящимся сердцем Тави выскочил из дверей.

Амара стояла, придавив одним коленом грудь упавшего на землю мужчины и прижимая к его горлу нож.

— Прекрати, — прошипел Тави. — Слезь с него!

— Он набросился на меня, — возразила Амара.

Нож в ее руке даже не пошевелился.

— Это Линялый. Он никому не причинит вреда.

— Он мне не ответил.

— Ты его напугала, — буркнул Тави и толкнул ее в плечо.

Амара свирепо оглянулась на него, но не упала. Нож, впрочем, от горла Линялого она отняла, встала и отошла от него на шаг.

Тави нагнулся, взял Линялого за руку и потянул вверх, помогая подняться. Тот был одет в теплую одежду, включавшую в себя войлочную шапку с ушами, свисавшими ему до плеч и придававшими ему сходство с неуклюжим щенком. Он также натянул вторую, надетую поверх первой, пару перчаток с несколькими оторванными пальцами. Лицо раба исказилось от страха, и он пятился от Амары, пока не столкнулся спиной с Тави.

— Тави, — пробормотал Линялый. — Тави. Домой. Гроза.

— Я знаю, Линялый, — сказал Тави. — Но нам надо идти.

— Некогда, некогда, — оборвала его Амара, оглядываясь по сторонам. Если кто-то из них увидит нас…

— Тави дома, — настаивал Линялый.

— Не могу. Нам с Амарой нужно к графу Грэму, предупредить его о том, что мараты наступают. Она курсор, и нам нужно спешить, пока плохие люди не успели помешать нам.

Линялый медленно повернул голову и уставился на Тави. Лицо его скривилось в замешательстве.

— Тави уходит? Нынче?

— Да. Я взял соль.

— Да идем же, — прошипела Амара. — Некогда.

Линялый насупился.

— Линялый тоже.

— Нет, Линялый, — возразил Тави. — Тебе придется остаться.

— Пойду.

— Нам надо идти налегке, — напомнила Амара. — Раб остается.

Линялый запрокинул голову и завыл, как раненый пес. Тави охнул и, бросившись к нему, зажал ему рот рукой.

— Тихо! Да тише же, Линялый, они нас услышат!

Линялый перестал выть, но все еще смотрел на Тави в упор.

Тави переводил взгляд с Линялого на Амару и обратно. Амара закатила глаза и сделала ему рукой жест поторапливаться. Тави поморщился.

— Ладно. Можешь идти. Только выходить надо прямо сейчас.

Рот Линялого сложился в дурацкую ухмылку, и он захихикал. Махнув рукой, он нырнул в дверь кузницы и спустя несколько мгновений появился с потрепанным заплечным мешком на спине, приговаривая себе под нос какую-то бессмыслицу.

Амара тряхнула головой.

— Он у вас совсем идиот?

— Он хороший человек, — обиженно возразил Тави. — Он сильный, и он работает за троих. Он не будет нам мешать.

— Надеюсь, — буркнула Амара, сунула нож обратно за пояс и кинула свой узел Линялому. — Я ранена, а он здоров. Пусть несет.

Линялый поймал узел, неуклюже поклонился Амаре и перебросил его через плечо.

Амара повернулась спиной к Бернардгольду, но Тави положил руку ей на плечо.

— Эти люди… Им, наверное, легко будет догнать нас, пеших?

— Я не слишком ловко управляюсь с лошадьми. Ты тоже не заклинатель земли. Может, раб?

Тави покосился на Линялого и поморщился.

— Нет. То есть он немного заклинает металл. И подковывает лошадей. Но сомневаюсь, чтобы он заклинал еще и землю.

— Тогда нам лучше поспешить, — сказала она. — Один из наших преследователей заклинает так, что может заставить лошадей делать все, что ему захочется.

— Но верхом они догонят нас в два счета.

— Тем более надо спешить. Будем надеяться, они не спохватятся до утра.

— Подожди меня у конюшни! — буркнул Тави и бросился в темноту.

Амара прошипела что-то ему вслед, но Тави не обратил на это внимания и нырнул в дверь.

Вся живность Бернардгольда была ему хорошо знакома. Овцы сонно топтались в своем загоне, коровы — чуть дальше. По Другую сторону прохода шумно сопели во сне гарганты, а за ними слышалось беспокойное пофыркивание лошадей.

Он бесшумно крался по проходу, когда услышал какие-то звуки наверху, на сеновале. Он замер и прислушался.

— Ну вчера весь день такой вышел, — говорил странный, жестяной какой-то голос, — а уж ночь какая! Хотя, поди, это не сравнить с жизнью торговца каменьями, сэр.