Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер Страница 58

— Это потрясающее достижение, — согласился Ийок.

Он жестом указал на Людей Бивня, снующих вокруг; Элеазар подумал, что это, вероятно, зрители, возвращающиеся после совета Великих и Меньших Имен.

— И судя по тому, что я успел узнать, солдаты более чем смутно осознают ее значение.

«Оно и к лучшему», — подумал Элеазар. Как странно, что жестокость и ликование могут задевать столь нежные струны.

— В таком случае, — торжественно заявил он, — это и будет нашей стратегией. Мы будем сохранять свои жизни любой ценой, позволив этим псам и дальше убивать столько кишаурим, сколько они смогут.

Магистр сделал паузу и подождал, пока Ийок соизволит на него посмотреть.

— Мы должны беречь себя для Шайме.

Сколько раз он обсуждал этот вопрос с Ийоком и прочими? Все соглашались, что Псухе при всей ее силе все-таки ниже мистической магии. В открытом противостоянии с кишаурим Багряные Шпили победят — это даже не вопрос. Но скольким из них придется умереть? И какие силы останутся у Багряных Шпилей после победы над кишаурим? Победу, которая низведет их до статуса Малой школы, нельзя считать победой.

Они должны не просто победить кишаурим — они должны стереть их с лица земли. Но какой бы безумной ни была его жажда мести, Элеазар не собирался ради этого губить собственную школу.

— Мудрая линия поведения, великий магистр, — сказал Ийок. — Однако я опасаюсь, что в следующей стычке айнрити уже не проявят себя так хорошо.

— Почему?

— Кишаурим шли пешком, скрываясь от снабженных хорами лучников и арбалетчиков Саубона. Однако все равно странно, что они приблизились без кавалерийского эскорта…

— Они шли в открытую? Но я всегда считал, что их обычная тактика — бить из-за спин атакующей конницы…

— Именно так утверждают специалисты, работающие на императора.

— Самонадеянность, — сказал Элеазар. — Всякий раз, когда они схватывались с Нансурией, им приходилось иметь дело с Имперским Сайком. А тогда они знали, что мы в нескольких днях пути, около Южных Врат.

— Так, значит, они отбросили предосторожности, потому что сочли себя непобедимыми…

Ийок опустил взгляд, словно разглядывал сандалии и сбитые ногти больших пальцев, выглядывающие из-под подола его сияющего облачения.

— Возможно, — в конце концов произнес он. — Похоже, они намеревались устроить бойню, чтобы под следующей волной конницы строй айнрити рухнул. Возможно, они считали, что поступают предусмотрительно…

Они прошли мимо костров и вышитых круглых шатров своих соотечественников-айнонов и подобрались к границе погибшей Менгедды. Земля начала отлого подниматься. Из нее торчали широкие каменные фундаменты — останки древней стены. Не обращая внимания на опасность испачкать одежду, чародеи взобрались на вершину холма. Вокруг были развалины и изломанные стены, а на горизонте виднелся древний акрополь, увенчанный портиком с исполинскими колоннами.

«Что-то переломило хребет этому месту, — подумал Элеазар. — Что-то ломает хребет всем подобным местам…»

— Какие новости о Друзе Ахкеймионе? — спросил он. Отчего-то у магистра перехватило дыхание.

Шпион, подсевший на чанв, смотрел в ночь и погружался в свои грезы. Кто знает, что творится в его паучьей душе? В конце концов Ийок произнес:

— Боюсь, вы были правы насчет него…

— Боишься? — разозлился Элеазар. — Ты же сам допрашивал Скалатея! Ты знаешь, что произошло той ночью под императорским дворцом, лучше, чем кто-либо еще — кроме, разве что, непосредственных участников событий. Та мерзость узнала Ахкеймиона, следовательно, Ахкеймион каким-то образом связан с ней. Мерзость может быть только шпионом кишаурим, следовательно, Ахкеймион связан с кишаурим.

Ийок повернулся к магистру, с видом, кротким, как у овечки.

— Но насколько существенна связь между ними?

— Именно на этот вопрос мы и должны ответить.

— Верно. И как вы предлагаете искать ответ?

— То есть как? Отыскав колдуна. Допросив его.

Он что, не считает, что угроза, которую представляют собой эти оборотни, заслуживает применения столь чрезвычайных мер? Элеазар не мог даже представить себе опасности серьезнее!

— Так же, как Скалатея?

Элеазар подумал о неглубокой могиле, оставшейся в Ансерке, и его слегка передернуло.

— Так же, как Скалатея.

— Именно этого, — сказал Ийок, — я и боюсь. И внезапно Элеазар понял.

— Ты думаешь, что его бесполезно убеждать…

За прошедшие века Багряные Шпили похитили не одну Дюжину адептов Завета, в надежде вырвать у них тайны Гнозиса, чародейства Древнего Севера. Ни один не поддался. Ни один.

— Я думаю, что пытаться выведать у него что-либо бесполезно, — подтвердил его догадки Ийок. — Но я боюсь другого: что он даже под пытками будет твердить, будто мерзость, занявшую место Скеаоса, подослал Консульт, а не кишаурим…

— Но нам уже известно, — воскликнул Элеазар, — что этот человек говорит одно, а делает другое! Вспомни Гешрунни! Друз Ахкеймион срезал ему лицо… А потом, меньше чем через год, в императорской темнице его узнал безликий шпион. Это не может быть совпадением!

Элеазар взглянул на Ийока и сцепил дрожащие руки. Ему не нравилось, с каким видом Ийок его слушает — вылитая рептилия!

— Я знаю все ваши доводы, — сказал шпион.

Он снова повернулся и принялся разглядывать залитые лунным светом руины; лицо его было полупрозрачным и непроницаемым.

— Я просто боюсь, что за этим кроется что-то еще…

— Что-то еще есть всегда, Ийок. Иначе стали бы люди убивать людей?

После смерти дочери Эсменет много раз пыталась сделать что-то с пустотой внутри себя.

Она старалась прогнать ее, расспрашивая жрецов, с которыми спала, но все они повторяли одно и то же — что Бог обитает только в храмах, а она превратила свое тело в бордель. И после этого имели ее снова. Некоторое время она пыталась замазать пустоту, совокупляясь с мужчинами за что угодно — за медный грош, кусок хлеба, как-то раз даже за подгнившую луковицу Но мужчины никогда не могли заполнить ее — только пачкали.

Тогда Эсменет обратилась к таким же, как она сама, и принялась наблюдать за ними. Она изучала постоянно смеющихся проституток, которые умудрялись ликовать, не выбираясь из сточной канавы, и щебечущих девушек-рабынь, сгибающихся под тяжестью кувшинов с водой, но при этом успевающих улыбаться и постреливать глазами по сторонам. Она изучала их, словно диковинный танец. И на некоторое время обрела спокойствие, как будто заученные жесты могли заставить биться затихающее сердце.

На некоторое время она забыла о боли.

Эсменет никогда не верила в любовь. Если радость действия не в силах развеять отчаяние, тогда, возможно, радость в отчаянии.