Эльфийское отродье - Андрэ Нортон Страница 57

Но Каламадеа энергично замотал головой.

— Джамал чрезвычайно алчен, и если он что-то захватил, то из рук уже не упустит. Мы, так сказать, его имущество, и он не откажется от добычи ради возможностей торговли. И еще.., полагаю, он не заинтересован в мире.

Боюсь, если он проведает о существовании Цитадели, он предпочтет завоевать ее, а не торговать. Пока что я не видел ничего, что говорило бы об обратном.

Он нахмурился.

— И к тому же мне не нравятся те, кого он выбирает себе в помощники. Все они воины, а о чем будет думать воин, как не о войне? Нет, я стою за жреца Дирика. Он человек мыслящий и, думая о войне, думает также и о потерях, которые она принесет.

Теперь была очередь Кемана. Молодой дракон смущенно пожал плечами.

— А я даже не знаю, — признался он. — К тому же я не понимаю, как нам убедить их в том, что мы не эльфы.

Он взглянул на Шану.

— Дирик провел с тобой больше времени, чем со всеми нами, вместе взятыми, и Джамал тоже, особенно после того, как они приказали эльфам передать тебе их язык. Они долго тебя расспрашивали. Как ты думаешь?

Девушка задумчиво прикусила губу.

— Поначалу я тоже подумала, что следует обратиться к Джамалу, в основном из-за его популярности, но еще и потому, что думала, что Дирик похож на наших старых нытиков. Я полагала, что Дирик будет относиться к нам предвзято, просто потому, что мы — «зеленоглазые демоны», и будет стоять скорее за то, чтобы заковать нас в цепи, чем за то, чтобы отпустить нас. Но Джамал держался со мной очень надменно — не знаю, потому ли, что я женщина, или по какой-то иной причине, — а Дирик, наоборот, был весьма учтив. Мне кажется, Дирик и сам понимает, что мы не эльфы. И я точно знаю, что он куда более заинтересован в торговле, чем в войне: он не раз спрашивал меня, чем может торговать наш народ. Его особенно интересуют зерно и металлы, хотя он готов взять и непряденую шерсть, и лен, и готовые изделия из них. А Джамал, когда не пытался меня запугать, расспрашивал о местности, и о том, откуда именно мы пришли, и что у нашего народа есть вообще. По-моему, он действительно ищет легкую добычу. Так что в целом я предпочла бы обратиться к Дирику.

Каламадеа взглянул на нее, на Меро, снова на нее.

— Итак, двое за Дирика, один за Джамала, один воздержался.

Он обернулся к Меро:

— Можешь ли ты сказать еще что-нибудь в пользу Джамала или мы тебя переубедили?

Меро задумчиво потер переносицу.

— Да я в общем-то не особенно стою за Джамала, — сказал он наконец. — Если вы двое так настаиваете на том, чтобы обратиться к Дирику, то я согласен.

Он скроил пренебрежительную мину.

— В конце концов, несмотря на то что я куда больше вашего знаю о жизни в эльфийском поместье, вы куда больше моего знаете о том, как распознать тайные намерения человека по его словам и поступкам.

— Я целиком и полностью за Дирика, — твердо сказала Шана. Каламадеа кивнул.

— Ну, значит, пойдем к Дирику, — согласился Меро. — По крайней мере, он не такой страшный, как Джамал. А то мне все кажется, что Джамал вот-вот выкинет что-нибудь неожиданное — и скорее всего неприятное.

— Это может быть еще одним признаком того, что он человек немирный, — заметил Каламадеа.

Шане не пришлось ничего добавлять — сама она сказала бы, что Джамал небезопасен: он явно подвержен молниеносной перемене настроений, хотя ей самой такого видеть и не доводилось.

— Ну, а теперь сменим тему. Удалось ли кому-то из вас выяснить, почему на этих людей не действует ни людская, ни эльфийская магия?

Каламадеа беспомощно развел руками:

— Я в полном недоумении! Никогда еще не сталкивался ни с чем подобным. А ведь я старше любого из старейших эльфийских лордов! Я могу мысленно общаться с тобой, Шана, и с Тенью, но я не могу коснуться мыслей никого из Железного Народа. Я по-прежнему могу изменить форму скалы, но ошейник не поддается магии. И облик сменить я тоже не могу. Ладно, мысленное общение — это почти человеческая магия, и я понимаю, как они могут ему воспрепятствовать, но как они могут заблокировать способность менять облик и форму предметов? Это ведь чисто драконьи штучки! Просто руки опускаются.

Шана печально кивнула. Все ее собственные эксперименты тоже окончились ничем. Как и попытки Меро.

— Кельян понятия не имеет, как они это делают. И я до сих пор не замечала, чтобы кто-то специально колдовал, чтобы заблокировать нашу магию. Я тоже в недоумении.

— Эти ошейники — очень древние, — негромко заметил Кеман.

Шана удивленно обернулась к нему.

— Откуда ты знаешь? И вообще при чем здесь это?

Кеман пожал плечами.

— Ну, совсем новыми они быть не могут. Они железные, а мне приходилось слышать, как люди жаловались, что им уже в течение нескольких месяцев не удается добыть ни угля, ни металла. К тому же, если присмотреться к ошейникам, заметно, что они порядком стерты, так что, похоже, ими пользуются уже не первую сотню лет. На самом деле, мне думается, что первоначально они предназначались не для людей и не для эльфов, а для животных — крупных собак скорее всего. Они наделяют некой защитой от подчинения или использования магии против того, на ком они надеты. И, похоже, это все. Ведь мы по-прежнему можем общаться мысленно — мы только не можем читать их мысли. А больше мы ничего и не пробовали, кроме как менять облик и лепить камень. Лепить камень получается…

Шана медленно кивнула.

— Значит, по-видимому, наша магия не действует из-за того, что они делают что-то для себя, а вовсе не из-за ошейников?

— Да. Если не считать того, что на ошейники магия тоже не действует,

— согласился Кеман. — Во всяком случае, мне так кажется.

— Видимо, именно поэтому эльфы по-прежнему могут творить свои иллюзии, хотя на них точно такие же ошейники, — размышлял вслух Каламадеа.

— Логично. Но облик-то мы почему менять не можем?

Меро внезапно встрепенулся.

— А вы не пробовали превращаться во что-то размером с полукровку? Или вы пытались превращаться во что-то большее или меньшее?

— Ни во что меньше человека мы превратиться не можем, — объяснил Каламадеа. — И… Нет, не пробовали.

Я пытался превратиться в вола. В дракона я попробовал превратиться только вчера вечером.

— А ведь дракон больше, куда больше! И вол тоже. — Глаза Меро сузились. — Быть может, у тебя не получается превратиться именно потому, что твое тело отлично знает, что ошейник ему порвать не удастся и он попросту придушит тебя, если ты превратишься во что-то большее. Вам мешает вовсе не магия, а инстинкт, обычный инстинкт самосохранения, который не позволяет вам задохнуться.