Ювелир. Тень Серафима - Наталья Корнева Страница 57

Очень глупо.

Ночную тишину прорезал леденящий кровь вой, свидетельствующий о том, что гость снова с ними, по одну сторону границ миров, и уже познакомился с изощрённым гостеприимством хозяина. Голос волка был яростным и сильным, но лорд Эдвард с мрачным удовлетворением отметил в нём глубокую, проникновенную ноту боли. Несладко, наверное, когда что-то грубо выдёргивает тебя из обратного мира, пережёвывает по пути и наконец выплёвывает в мир бренный, материальный? Незабываемые ощущения гарантированы. Но ничего, пусть учится заходить через дверь, как все.

Ещё до того, как вновь прибывший присоединился к ним, лорд Эдвард с сожалением констатировал, что старый волк больше не придёт. Время его прошло… Богатый опыт общения с нелюдями помогал разбираться в вещах, тёмных для простого смертного: раздавшийся вой не был безликим голосом рядового волка – то был голос заявлявшего о себе нового вожака.

Стражам не нужны были слова, они, подобно драгоценным камням, повиновались малейшему движению мысли. Невероятно удобно. Не потребовалось ни единого звука или жеста, чтобы бесшумно метнувшиеся тени оказались у дверей как раз в тот момент, когда те распахнулись перед долгожданным гостем.

Реакции стражей и без того примерно соответствуют реакциям оборотней, а уж ускоренные посредством минералов в несколько раз… Вошедший даже не успел различить начало их движения, как уже оказался распростёрт на полу, с руками, грамотно скрученными за спиной: одно движение – и последует хруст ломающихся костей и сухие, оскорбляющие слух эстета, щелчки выворачиваемых суставов.

Хвала Изначальному, лорд Эдвард не причислял себя к богемной эстетской братии, а потому не имел ничего против. Кажется, нелюдь быстро понял это и предусмотрительно не оказывал сопротивления, пока его грубо волокли к ногам правителя. Похвальная сообразительность.

Маг вышел из-за стола и подошел почти вплотную, дабы иметь возможность внимательнее разглядеть новоиспечённого вожака, с которым теперь предстояло налаживать контакт и продолжать сотрудничество. И то, что он увидел, совсем ему не понравилось.

Цвет волос оборотня выдавал наиредчайший, почти не встречающийся теперь окрас. Он отличался от безукоризненного, идеально белого цвета волос самого правителя, холодным оттенком уходя в перламутр и серебро. Бледно-голубой, прозрачный цвет глаз также подтверждал чистоту породы. Перед ними был чистокровный белый волк, и лорд Эдвард готов был поклясться, что, обернувшись, он предстанет сильным и быстрым зверем без единого постороннего пятнышка на шкуре.

Хм. А неплохо бы смотрелась такая шкура где-нибудь в Северном крыле дворца… Какое искушение.

Пленник с трудом поднял голову, сопротивляясь жёсткому давлению клинка в основание шеи. Длинное изогнутое остриё, блестевшее у самого лица, похоже, оказывало какое-то гипнотическое воздействие, ибо взгляд нелюдя был неотрывно нацелен на него. То не было лишено смысла: когда для того, чтобы оборвать твою жизнь, достаточно одного-единственного незначительного движения, волей-неволей становишься внимателен и сосредоточен. Смерть приблизилась. Смерть расположилась сейчас не дальше, чем расстояние до кончика меча.

А посмотреть на этот меч и вправду стоило: боковая поверхность лезвия, готового в любую секунду развернуться и с завораживающим изяществом отделить седьмой шейный позвонок от остальных, была безоговорочно прекрасна. Если приглядеться, на отполированном металле обнаруживалась туманно-белая дымка линии закаливания, самая примечательная часть клинка. Сложный волнистый узор её искусно перемежал рисунки «двойного цветка клевера» и «вздымающихся волн».

Впрочем, кто разбирался теперь в подобных тонкостях непростого процесса изготовления, закалки, заточки и полировки оружия? Кто мог различить все эти признаки, приметные лишь глазу специалиста? Рафинированную сталь, имеющую семь слоёв, дававшую клинку чрезвычайно высокую твёрдость с одновременной гибкостью и вязкостью удара? Высокую разделительную линию лезвия? Изысканно-узкую верхнюю часть боковой поверхности, низкий скос тыльной стороны? Исключительную остроту режущей кромки, идеальный угол и стабильность заточки? Двойной прерывистый желобок, сходящийся на конце? Да мало ли что ещё – вес, центр тяжести, внутреннюю и внешнюю конструкцию, форму искривления…

А ведь всё это говорило, – нет, прямо-таки кричало! – о великолепном качестве и совершенной геометрии клинка, не говоря уж о ценности гарды, рукояти и «белых» ножен без декоративной обработки. На самом деле подобные боевые мечи просто не имели цены.

Лорд Эдвард трепетно любил холодное оружие, хотя сам уже очень давно не использовал его по прямому назначению. Однако, бывая здесь, правитель неизменно заставлял стражей вступать в единоборство, любуясь их зрелищными и динамичными поединками, стремительными и смертоносными скользящими атаками. Мастеров такого уровня, увы, больше не встречалось в их времени. Да и стражам знание досталось от гораздо более древнего источника, чем вымирающее племя нынешних учителей фехтования, превративших бой в декоративный танец.

Как ни странно, изобретение и развитие смертоносного огнестрельного оружия спровоцировало увядание боевых искусств. Мир стал более миролюбив и безопасен. Люди изменились.

Те, кто прежде совершал убийства при помощи клинка, способны были убить и без него – дух был их оружием. Физическая подготовка, приёмы, защитное снаряжение и вооружение – всё это играло второстепенную роль, на первом же месте всегда стоял тот самый подлинный воинский дух, о котором нынешние солдаты не имеют и понятия. Стрелять с безопасного расстояния, не видя и не осознавая вполне последствий простого нажатия на спусковой крючок, – вот их основная задача. Убить человека, глядя ему в глаза и одновременно вспарывая живот, а затем, развернувшись, вступить в новую схватку, снова и снова, сохраняя при этом полную внутреннюю тишину и безмятежность… Разве это одно и то же?

Что ни говори, а смерть лишилась красоты и поэтики. И настоящих убийц, подлинных мастеров своего страшного искусства, тоже почти не осталось.

Конечно, магов это вполне устраивало. В случае опасности вывести из строя механизмы, вроде тех же револьверов, для них не составляло труда. Совсем иное дело – разрушить сталь. Её и остановить в танце было непросто. Считалось, что хорошие клинки имеют душу, которая не может умереть.

Нечисти также стало легче дышать. Небольшие повреждения от пуль доставляли им мало беспокойства, и у современного человека совсем не осталось шансов победить в схватке с нелюдем один на один. Именно поэтому в своих уединённых, отгороженных от мира монастырях инквизиторы пытались остановить маховик прогресса, сохраняя приверженность проверенному веками образу жизни, одежде, оружию.

Несомненно, цивилизация в целом поднялась выше, однако уровень каждого отдельного представителя упал. Как правителя это не могло не радовать лорда Эдварда, ведь управлять мягкотелыми и слабыми людьми не в пример проще. И всё-таки как человеку порой ему было невыразимо скучно.

Тем временем оборотень наконец оторвался от созерцания редкостного предмета искусства (или убийства, уж кому как больше нравится) и перевёл взгляд на человека. Заклинатель почувствовал себя странно и неуютно, как если бы грудной клетки, проникая до самого сердца, коснулся смертоносный холод клинка. Глаза волка были как сталь, а взгляд подобен удару – прямой, твёрдый и решительный. Не каждый умеет так смотреть – особенно в лицо лорду Ледума.