На волоске - Марьяна Брай Страница 57

Теплая одежда была куплена очень кстати. К обеду, когда мы выехали было ощущение, что температура стремится к нулю. Этого и следовало ожидать, ведь по подсчетам была уже глубокая осень. Как сказал Лафат, в Гордеро мы приедем с первым снегом, и хорошо бы поторопиться, чтобы не пришлось менять карету на сани.

Лафат ехал верхом, карету вели мы по очереди. Пришлось, конечно, поучиться, но сложностей не было. Сухая дорога и свет двух лун позволяли ехать и ночью. Я переживала лишь о том, что Лафат не спал. Сломаться может даже сильный человек, и хоть он говорил, что все хорошо, нельзя было столько взваливать на мужчину.

На вторые сутки дороги я предложила ему пересесть в карету. На козлах было место для двоих, и мы с Дашалой легко бы уместились там, давая возможность Лафату подремать в тепле с девушками.

— Мали, мой конь плохо пойдет на привязи, да и везти пятерых в легкой карете с грузом фуража двойке будет сложно, - с трудом отметая сон, щурясь, ответил на мое предложение Лафат.

— Хорошо. Говорят, что хиретки – лучшие наездницы. Я не помню себя дома, но мое тело, может быть, вспомнит? – страшно переживая за то, что на самом деле никогда не ездила верхом, ответила я.

— Это опасно, Мали, - сомневался Лафат, но я настояла на своем, и мы приступили к уроку «вождения».

Пока Лафат объяснял, как сесть на лошадь, я просто подтянулась за седло, поставила ногу в стремя и легко вспорхнула на жеребца. Он спокойно прислушивался к нам, даже не собираясь скинуть меня в ту же секунду.

Ноги сами прижались к крупу, и я вдруг поняла, что хочу двинуть ногами так, чтобы пришпорить его и продолжить путь. Телу было даже удобнее, чем ехать на верблюде: спина вдруг выпрямилась, бедра стали продолжением лошади, локти свободно легли к моим бокам, а кисти сделали взмах, после которого лошадь начала движение.

Страх внутри меня никак не сочетался с какой-то безумной радостью моего туловища. Это был еще один момент, когда я почувствовала в себе знания и характер другого человека. Раньше меня беспокоило лишь то, что в критических ситуациях мой язык начинал молотить без устали, не выбирая выражения, не боясь наказания. Судя по этому, девушка была с характером.

Лафат смотрел на меня сначала испуганно, но потом, когда я прибавила шагу, сделала круг, вернулась к карете и сделала жест головой, мол, ну, чего уставились, едем дальше, слез с козел, где планировал ехать, чтобы держать меня в поле зрения, и пересел в карету. Крита и Палия сели на козлы, чтобы освободить больше места в карете. Часть мешков с вещами перенесли внутрь, оборудую что-то вроде дивана, где наш единственный защитник мог прилечь.

Утренний морозец, выбеливший подсыхающую уже, жухлую траву, действовал на меня, как крепкий кофе: хотелось пришпорить коня и пуститься вскачь, быть осыпанной белым налетом льдинок с деревьев, которые вот-вот растают, лишь первые лучи солнца коснутся этой утренней сказки.

Почти сутки я не давала снять меня с лошади, но Лафат на очередном привале настоял, так как мне тоже нужен был отдых. Даже во сне снился этот полет, но зеленые поля сочной, напитанной дождями и солнцем травы я здесь никогда не видела. Неужели это память Мали? Это ее радостные воспоминания, что хранит мозг где-то очень глубоко, в скрытых от меня чуланах памяти.

Неделя для меня пролетела незаметно. И когда мы подъехали к Святому источнику, о котором мне прожужжали все уши девочки, землю на ночь покрывал тонкий слой снега. А утром он превращался в воду, что к вечеру уже просыхала на солнце.

Добротный бревенчатый дом на каменном фундаменте, черепичная крыша, слюда в окнах вместо стекол, говорили о том, что хозяева этого курорта совсем не бедствуют. Первый этаж был поднят высоко, и, скорее всего, дом имел и цоколь. А второй, наверное, вмещал комнаты постоялого двора.

Хороший навес над коновязью, большая конюшня за домом, даже убранные до морозов аккуратные грядки у сарая с сеном и соломой говорили о том, что хозяин – отличный парень, и его достаток нажит постоянным трудом.

Пара мальчишек лет двенадцати выбежали из дома, выпустив щедрую порцию горячего пара.

“Скорее всего, это двери кухни, и там что-то варится”, - подумала я и сглотнула слюну. Всю дорогу мы ели всухомятку, и сейчас, если я услышу запах любой похлебки, то, наверное, отдам за нее все, что у нас есть.

— Проходите, мы пристроим лошадей. Останетесь на ночь? Может, распрячь двойку? Видно, что им надо отдохнуть, - затараторили подростки, стараясь привлечь нас на дольше, но и показывая тем самым, что в заботе над скотинкой сильны.

— Останемся обязательно, - не дожидаясь, что скажет Лафат, ответила я. - Нам нужны две комнаты с большими кроватями, всем помыться, а прямо сейчас – горячей похлебки с хлебом.

— Проходите. Матушка уже готовит комнаты, а отец ждет вас внизу, - ответил один из парнишек, и еще больше поразил меня уровнем сервиса. Вот это маркетинг в средневековье! Оттого и не бедствуют. Как говорила моя бабушка: «Не оттого обеднели, что сладко ели, а оттого, что много спали». Эта семья, судя по всему, спит по очереди, ведь наемные работники никогда не проявят такой прыти.