Колдун - Ольга Григорьева Страница 55

– Что увидеть?!

– Вот его. – Малуша шагнула в сторону и открыла что-то живое, копошащееся под белыми полотенцами. – Он умрет, как ни лечи, – горько пробормотала в спину Варяжко знахарка.

Чуя запах крови и гнилой плоти, нарочитый подошел к лавке. То, что на лавке лежит человек, он сумел понять лишь по глазам. Чуть ниже глаз, там, где должны были быть нос и рот, зияли страшные разрывы, а по судорожно дергающейся шее тянулась полоса рваного мяса. Не веря, Варяжко сдернул с умирающего полотнища и, отшатнувшись, охнул. Он видел много ран, но таких – не доводилось. Правая рука незнакомца, казалось, была выдрана из плеча, а изломанная, будто кем-то перегрызенная кость ноги выпячивалась наружу запекшимися на белом остове кровавыми сгустками.

– Кто… Так?.. – сдавленно прохрипел нарочитый.

Бессмысленные глаза человека устремились к нему, часто заморгали. Тело дернулось, изогнулось и затихло.

– Отмучился. – Подошедшая к лежанке Малуша натянула на лицо мертвеца холстину и повернулась к Варяжко:

– Его принесла лошадь. Он в седле не сидел – ногой за стремя зацепился да так и висел, пока не сняли… – Она поморщилась, пояснила: – Той ногой, что еще цела была.

Пытаясь унять дрожь в руках, Варяжко опустился рядом с умершим.

– Кто он? Хоть сказал что-нибудь?

– Сказал. – Знахарка поправила измазанный кровью передник. – Многое сказал. Пить просил, мать поминал, а главное, когда в сознание приходил, молил нас поведать князю о волках, которые по берегам Мутной бродят, и о Волчьем Пастыре. Говорил, будто затем и ехал, чтобы пожаловаться князю. Волки одолели – скот задирают, печища грабят, а вожаком у них – человек!

Варяжко не выдержал. Она что, издевалась?! Он вскочил, стиснул ворожею в могучих руках:

– Хватит чушь городить! Человека убили, а ты все сказки сказываешь! Узнать надо, кто с ним такое сотворил, а не байками всех пугать!

– Она правду говорит, нарочитый, – негромко пробормотал за Варяжкиным плечом Рамин. – Я этого человека знаю. – Сотенный сглотнул комок в горле и продолжил: – Это Мстислав дубовицкий. Помнишь пороги на Мутной?

Варяжко нахмурился, припоминая.

– А паренька помнишь, что всегда у ворота стоял? Молодой такой, румяный?

Варяжко кивнул. Ему не раз доводилось бывать в Дубовниках и видеть, как, натужно скрипя, отворяются речные ворота в Новый Город.

– Так это он был.

Варяжко сморгнул. Рамин ошибался! Бледное, исковерканное, навек простившееся с душой в полутемной избе Рамина создание не могло быть тем веселым парнем, который, шутя и напевая, отворял реку для лодей!

– Я его тоже не признал, – Рамин заметил его сомнения. – Это он меня вспомнил. Мне и говорил о Волчьем Пастыре, а Малуша случайно услышала.

Не понимая, Варяжко переводил глаза с воя на плачущих женщин. Бред! Нелепые выдумки! Но тело…

– Кто его так?

– Сказал, будто останавливался по дороге в Киев в малом печище. Ночью налетели волки. Перегрызли мелкую скотину. А человек, который с ними был, увел корову и лошадь. Лапотники испугались, по избам попрятались, а Мстислав вышел, убил двоих волков, а потом они набросились скопом… Только и спасло, что конь резвый оказался. – Ратмир вздохнул. – Хотя и это не спасло.

Слушая рассказ Рамина, Варяжко закусил губу. Про нападение волков на печище звучало правдоподобно. Оголодавшие за зиму звери могли сотворить и не такое, и Волчий Пастырь был тут вовсе ни при чем. Верно, вой слышал о нем от тех же новгородских охотников, вот и вспомнил в смертном бреду.

– Что ж делать-то теперь? – жалобно всхлипнула Нестера.

Что делать? Нарочитый задумался. Прежде всего, надо поменьше болтать о всякой нежити – ужас на людей понапрасну не наводить.

Он взглянул на Малушу.

– Что скажешь, нарочитый? – спросила она.

– Хорошо. Князю я сам обо всем скажу. – Варяжко поднялся и кивнул на тело: – Многие его видели?

– Нет. – Ратмир выступил вперед. – Я его далеко от городища углядел, попоной прикрыл и на свой двор отвез.

Нарочитый знал смекалку старого сотника. Рамин не хуже него понимал, что гуляющие по городищу шепотки и слухи не принесут добра. Еще начнут поговаривать, будто Волчий Пастырь – наказание Ярополку за Олегову смерть и Владимиров побег…

– Я князю о парнишке поведаю, а вы помалкивайте. – Он грозно оглядел присутствующих.

Теребя края поневы, бледная Нестера поспешно закивала, Рамин одарил его все понимающим взором, а Малуша лишь пожала плечами:

– Как скажешь…

– Так и скажу, – не глядя на белую, в бурых пятнах, скрывающую мертвеца простыню, Варяжко вышел из избы.

Ярополк принял его неласково – видать, тоже утомился за день. Он уже готовился отойти ко сну и, сидя на лавке в длинной исподнице, тер друг о друга босые пятки. На нарочитого недовольно рыкнул:

– Что мечешься, будто тать ночной?!

– Вести, князь. – Варяжко огорченно развел ладони в стороны. Понимая, что нарочитому и самому было не очень-то по нраву беспокоить его и, коли решился на это, значит, вести того стоили, Ярополк кивнул:

– Сказывай!

Варяжко поежился и начал:

– На Мутной неспокойно, князь.

Тело Ярополка под рубашкой напряглось, лицо вытянулось, в больших глазах мелькнул страх.

– Владимир вернулся? – почти шепотом спросил он.

– Нет – волки, – поспешно успокоил его нарочитый. – Нынче вечером человек из Дубовников приехал полумертвый. Его волки погрызли. Чудом добрался…

Ярополк расслабился. Волки… Эка невидаль! Они небось каждую весну кого-нибудь загрызают. Главное, опасный и озлобленный брат не вернулся. Может, сгинул уже в чужих краях?

Князь лениво потянулся, почесал под мышкой:

– Ступай, вой. Дубовицкого похорони, как положено, а о волках много не болтай, не баламуть народ зазря!

Варяжко так и сделал. Тело дубовицкого паренька тихо спалили неподалеку от старого погоста, а об остальном молчали. Если кто спрашивал, отвечали – умер парень от полученной на охоте раны. Люди верили, сочувственно кивали: для неумелого охотника любой вепрь – убийца.

За теплой весной выкатилось на синюю горку солнечное лето, посияло, посветило и пошло на убыль, собирая спелую рожь в ровные снопы. Расплатившись с хозяевами, закупы с песнями гуляли по Киеву, а холопы и рабыни, с завистью глядя на них, подавались в бега. Ярополк готовился в приезду долгожданной гостьи – полоцкой княжны. Гонцы из Полоцка приходили чуть ли не каждый день, привозили Ярополку короткие берестяные грамоты и вольготно жили среди его кметей. Варяжко ждал изока не меньше самого князя. Надеялся, что вместе с княжной пожалует в Киев и Настена. Думал – а вдруг отошла от обиды, вдруг простила? Ночами не мог спать и, заслыша веселые голоса закупов, подпевал им в предчувствии чего-то радостного, а всего лишь за десяток дней до приезда Рогнеды Ярополк вызвал его к себе. Надеясь на добрые вести, Варяжко взбежал на крыльцо, промчался по сеням и влетел в горницу, чуть не свалив с ног незнакомого седого и крепкого мужика. Перед князем стояли еще трое таких же темных от солнца и земли людей. Однако одежда на них была добротная, и жуковинья на пальцах выдавали не смердов – печищенских старейшин.