Посланец небес - Михаил Ахманов Страница 54

Вытершись, он облачился в сандалии и такую же, как у Уго-Тасми, мягкую полотняную мантию с прорезями для рук. Китти глядела на него с прежней лукавой улыбкой; должно быть, ждала, что сейчас он сделает с ней что-нибудь интересное, то ли в кресле, то ли на постели или прямо на столе. Но Тревельян только подмигнул ей и спросил на западном диалекте:

– Давно ли служишь здесь, милая?

– Три года, мой господин. Я приехала из Тилима с госпожой Сариномой… Ты говоришь по-нашему?

– Я рапсод, и говорю по-всякому. Я даже знаю, что прежде тебя звали не Китти.

– Да, в Тилиме я была Катахной. – Она произнесла свое имя с придыханием, характерным для западных языков. – Это хозяин назвал меня Китти. Он всем дает новые имена… всем, кроме своих жен. У него такие странные привычки… Но он хороший человек!

– Ничуть не сомневаюсь. Сегодня, когда Таван-Гез закроет солнечное око и откроет звездное, я хочу послушать, как ты жила в Тилиме. Расскажешь?

Щечки Китти порозовели.

– Да, мой господин. Ты мне споешь? Совсем тихо, и только мне?

– Спою, – подтвердил Тревельян. – Только тебе.

Он спустился по лестнице, размышляя о том, что вот была девушка вчера – да не простая, принцесса! – и есть девушка сегодня, не такая знатная и красивая, но к одной не лежало сердце, а для другой готово оно раскрыться. На час, или на ночь, или на несколько ночей, как будет угодно судьбе… Но разве он не властен над своей судьбой? Разве не может взять на Базе тонну золота, а лучше – глайдер с интравизором, полетать над долами, над горами и найти рубиновые копи, как Пагуш, или залежи соли, как Уго-Тасми? Либо нечто другое, что тоже ценится в этом мире и позволяет разбогатеть безмерно, купить такой же райский островок, дворцы во всех Семи Провинциях, а заодно – вельможу-покровителя… И жить! Жить, никуда не торопясь, не прыгая от звезды к звезде, а наслаждаясь покоем, любовью прекрасных женщин, каждым мгновением бытия… Встречать рассветы, провожать закаты, слушать, как рокочет прибой и шумят деревья, а если захочется, странствовать по морям и землям в обличье нобиля или рапсода, воина или купца… Жить, а не служить! Не получать заданий, не диктовать отчетов, не притворяться своим среди чужих, а стать своим на самом деле… И жить долго и счастливо.

«Главное, долго, – заметил командор. – Кого устроит счастье на двадцать-тридцать лет? Желательно хотя бы век, а на такое время медицинского импланта не хватит. Чтобы век прожить и не состариться, нужны определенные усилия».

«И оборудование, – добавил Тревельян. – Поищем?»

«Зачем искать? Можно просто спросить».

«Начнет отпираться. К тому же искать интереснее».

«Ну, как знаешь…» – пробурчал Советник.

Тревельян пересек холл, украшенный морскими пейзажами и бронзовыми лампами в форме драконов нагу, открыл двери и поглядел на хозяина и двух хозяек, поджидавших его у накрытого стола. Лучезарно улыбаясь, он направился к ним.

* * *

До чего приятной была жизнь на острове Уго-Тасми! Если, утомившись ночью, проспишь и пропустишь рассвет или, увлеченный беседой, не полюбуешься закатом, то сделаешь это завтра или послезавтра, ибо рассветы и закаты чередовались с дивным постоянством. Плюс к этому дом со всеми удобствами, какие мыслимы в текущую эпоху, плодоносящий сад и парк – отличное место для моциона, мягкий ровный климат, морские купания и прогулки, трапезы в доме и на природе, но неизменно с изысканными винами и блюдами. Плюс преданные и не ленивые слуги, хороший повар, великолепный массажист, три садовника, прелестные служанки… О служанках можно было бы поговорить особо, и не только о Китти, но Тревельян предпочитал не слишком углубляться в эту тему и не копить воспоминаний. Воспоминания – источник сожалений… А он уже сожалел о том часе и дне, когда придется покинуть маленький Эдем солеторговца.

Они с хозяином едва ли не сдружились. Нельзя сказать, что Уго-Тасми испытывал дефицит общения – жизнь он вел вполне светскую, посещал на яхте то столицу, то Мад Эборн и своих соседей, сам принимал гостей и временами ездил на охоту в горы Провинции Восхода и в поля Фейнланда. Но беседы с Тревельяном его развлекали – быть может, по той причине, что Тен-Урхи, как и положено рапсоду, был набит историями по самую завязку. Большую часть этих сказаний, песен и баллад он усвоил еще на Земле, под гипнозом, но, постранствовав от Манканы до южных лесов, мог поведать что-то свое, оригинальное. Кроме рассказов про Аладжа-Цора, нобиля-разбойника, про мятеж Пагуша, похищение и эскападу на Дальнем Юге, были и другие темы, более интересные Тревельяну. Например, о паровом котле, изобретенном четырежды, Суванувой из Пейтахи, Куммухом из Манканы, Рдияс-Дагом из Дневной Провинции и Таркодаусом из Островного Королевства. Еще о бумаге мастера Цалпы, о керосине и подзорных трубах, седлах, компасе и краске из коры розового дерева и, разумеется, о Дартахе Высоколобом и его теориях. Уго-Тасми слушал с любопытством, улыбался и молчал. Знает?.. – мелькало у Тревельяна в голове. Знает обо всем и даже имеет собственное мнение? Возможно, уже разобрался с феноменом Осиера? Это не исключалось, если подозрения насчет солеторговца были справедливыми.

Пожалуй, их стоило подкрепить, и Тревельян уже знал, где скрыты нужные доказательства. Его интерес к архитектуре льстил хозяину, и вместе они осмотрели дом от чердака до подвалов и винных погребов, задержавшись в огромной и удивительно богатой библиотеке. Дом был чист. Само собой, не исключалось, что в подвале, библиотеке или хозяйской спальне есть тайная дверь или секретный люк, но Тревельян не верил в столь примитивные решения. Как их ни прячь, за половину века люк или дверь могли попасться на глаза кому-то из прислуги, добавив к странностям хозяина еще одну. Странностей имелось множество, и Китти, главный информатор, хоть жила на острове не так давно, о чем-то слышала от слуг, ну а чему-то была сама свидетелем.

К примеру, никто не встречался с хозяйским сыном и наследником. Считалось, что он путешествует по дальним странам, чтобы набраться знаний и ума, но остров он не посещал, и даже Кора-Ати с Сариномой не были ему представлены. Каждый год, в сезон Четвертого Урожая, Уго-Тасми отправлялся в путь, чтобы повидаться с сыном, но ездил всегда в одиночестве, даже без Боба и Дика, своих телохранителей. Возвращался всегда с изрядным грузом книг, особенно древних манускриптов, которые ценил превыше золота и собирал всю жизнь – так же, как его отец. Все эти книги, старые и не очень, он мог читать и, казалось, знал все языки и диалекты, сколько их есть на Осиере. С книгами он возился больше всего, чертил какие-то схемы, что-то записывал, но значки его письма не походили ни на единый имперский алфавит, ни на старинные символы Хай-Та, Горру, Тилима, Запроливья и других держав на востоке и западе. Еще он любил рассказывать истории как настоящий рапсод, и слуги собирались их послушать – о мальчике, потерянном в лесу и выросшем в логове тарлей, о человеке, нашедшем лампу, которой повиновались духи бездны, о престарелом повелителе, что разделил свою страну между тремя дочерьми, о красавице, бежавшей с возлюбленным от мужа, и разгоревшейся из-за нее войне. Случалось хозяину впадать в глубокую задумчивость, и тогда он удалялся в павильон, садился на ковер и медитировал от времени Восхода до Заката, не принимая ни пищи, ни питья. Жены и слуги знали, что мешать ему нельзя, что он размышляет о божественном и даже, быть может, смотрит вещие сны, посланные Заступницей, ибо из павильона он выходил с просветленным лицом и бодрым видом. Самой же главной странностью в глазах служанок было отсутствие детей у госпожи Кора-Ати и госпожи Сариномы, хотя, как шептались женщины постарше, хозяин был не из тех мужчин, которые дремлют в постели. Возможно, он не хотел других наследников и требовал, чтобы жены пили отвар корня суири, предохранявший от зачатия? Но, прислуживая Сариноме в спальне, Китти такого не замечала.