Тимьян и клевер - Софья Ролдугина Страница 54

Девица, не произнёсшая пока ни одного слова, кроме «здравствуйте» и «спасибо», так и сидела неподвижно. Кофе и глотка не сделала, только принюхалась подозрительно, как мальчишка – к стакану бренди, что ради шутки налили старшие товарищи: вроде и пить эту гадость не хочется – с души воротит, но и отказаться неловко, засмеют ещё. Айвор присмотрелся к ней, отчего-то улыбнулся и вновь обратился к Кэйти:

– У вашего ребёнка интересное имя. В честь Этайн назвали? Той самой, что песнями вдохновляла войско на битву, а короля Эогайна направляла мудрыми советами?

– Да, – смущённо кивнула мать. – У нас в семье, говорят, настоящие барды были и сказители. Может, и правда это. Мой брат хорошо пел, мать тоже. А уж старая бабушка Блэндид!.. Её на все праздники звали. Доченька моя мастью в неё пошла, вот я и надеялась, что голосом – тоже.

– Надо же, – развеселился Айвор и обернулся к девочке: – Ну как, Этайнин, достался тебе поэтический дар? Поёшь? Истории рассказываешь? Старые стихи наизусть знаешь?

Девчонка ничего не ответила, но зарделась так, что даже дураку стало бы ясно – и поёт, и рассказывает, а историй наизусть знает столько, что вполне может, как барды в древности, по приказу короля поведать любую легенду или спеть песню, какую он ни попросит.

– Певучая она у меня да голосистая, – простодушно ответила Кэйти за дочку. – Стыдливая только сверх меры. Дома-то часто песенки заводит… Видать, к городу так и не привыкла.

– Вы раньше жили в деревне? – спросил Киллиан, предвкушая очередную печальную и простую историю, коими изобиловали рассказы таких вот отчаявшихся клиентов. Осень за окном вдохнула в унисон с грустными предчувствиями, и охряные кроны яблонь за окном затрепетали.

– Спервоначала-то да, – подтвердила Кэйти. – Рис Броган меня бесприданницей взял, да и сам без угла был. Зато с руками. Десять лет мы втроём в закутке ютились – в тесноте, да не в обиде. Этайнин, хоть и мала была, за бабкой Блэндид ходила, та ведь уж не вставала, совсем перед смертью обезножела. У неё, видать, песням и научилась… Но нам-то с Рисом только одно дитя Небеса послали, а брату моему и его жене – пятерых. Когда младший мальчик родился, мы в город и перебрались.

– Понимаю, – искренне ответил Киллиан, вспоминая, как он сам бежал в столицу из отчего дома, чтобы увести растратчика-Айвора подальше от семьи и младших сестёр. – А ваш супруг?..

– Жив он, – улыбнулась Кэйти светло. – В моряки нанялся. Платят вдосталь, да только не вижу я его по полгода, а то и больше… Вот только к зиме вернуться он должен. Потому мы и не можем бросить всё нынче и бежать, куда глаза глядят. Как же Рис отыщет нас потом?

«Не такая уж и грустная история, – повеселел Киллиан. И поправился мысленно: – То есть – пока не грустная. И я постараюсь, чтобы конец у неё был счастливый».

Осень за окном снисходительно фыркнула, раздувая жёлтые листья: мол, обещать-то вы все хороши…

– Интересно, – промурлыкал Айвор, перегибаясь через столешницу. Последние четверть часа он не отводил взгляда от девчонки, и бедняжка не знала, куда деваться. – Спой мне что-нибудь, Этайнин.

Вот эти сладкие чарующие ноты в голосе компаньона Киллиан слышал не раз – и потому вздрогнул.

– Уймись, – почти беззвучно прошипел он. – Сейчас не время и не место для…

– Какое же ты… дитя человеческое, – усмехнулся Айвор, откидывая гладкие чёрные волосы за спину. До сих пор едва ощутимый запах цветущего клевера вдруг сделался намного сильнее. В комнате резко потемнело, точно солнце погасло или окна стали непроницаемо-чёрными. Но одновременно швы между потолком и стенами тускло засветились, как если бы снаружи полыхал костёр, и свет проникал сквозь тонкие места. Киллиан сбился с дыхания: миновало больше месяца без таких сиюминутных чудес; он успел отвыкнуть от них, и теперь ощущал вдвойне остро. – Постоянно забываю об этом. Впрочем, не стоит вечно юностью оправдывать невежество, – и, тенью скользнув прямо сквозь стол, он оказался вдруг рядом с Этайнин и положил ей руки на плечи: – Ну же. Спой. Ты ведь ходила петь для фейри к холму; ты слушала нашу музыку. И кто-то из нас в благодарность пожелал тебе удачи, и теперь на челе у тебя горит печать. Я такой же, как те, для кого ты пела тогда… Спой, Этайнин.

У девчонки не только щёки, но и шея уже пошла красными пятнами от смущения. Однако Айвор стоял рядом, не отводя глаз, и был он сейчас истинным князем фейри – запах лета на излёте, зелёный шёлк одеяний и чёрный шёлк волос, а в глазах – отсветы костра и лунные блики.

Князьям, как известно, не отказывают.

И Этайнин запела:

Как весна без цветущих уборов,

Как река без песен хрустальных –

Без тебя я…

Как осенние хмурые зори,

Как бездомный путник угрюмый –

Мои думы…

Я тебя зову у ворот в ночи –

Но молчат ветра и луна молчит.

Лишь терновый куст шепчет мне в ответ:

«Продал он тебя за кошель монет».

Песня была странной, Киллиану прежде таких слышать не приходилось. Начиналась она как обычный плач, тягучий и плавный, словно флейта. Голос у Этайнин оказался чистый и высокий – как раз ему под стать. Но в середине, после паузы, мелодия ломалась и делалась переливчатой, как если бы флейту сменила арфа. Голос тут уже звучал отрывистей. А последняя строка и вовсе обернулась тихим, дробным шёпотом, в такт шелестящим вздохам осени за окном, и от этого внутри стало колко и холодно.

Когда Этайнин умолкла, Айвор склонился к ней и поцеловал её в правую щёку – невесомо и бережно, как целуют детей и цветы. И только затем произнёс, обернувшись к Кэйти:

– Этот невежа, Далтон, кое в чём прав. У твоей дочери действительно особенные глаза – глаза барда, который любого человека может увести за собою. Но я готов поставить свою корону против косынки портовой нищенки, что Этайнин не повинна в болезни его сына. Возвращайтесь домой без страха. Когда потребуется, я позову вас и скажу, что делать.

Кэйти кивнула, стиснув в кулаках юбку на коленях, и едва слышно спросила:

– А плата? Мистер О’Рейли говорил, чтоб я те десять фунтов-то припрятала. Мол, дорого тут за помощь берут…

Айвор фыркнул и легко вспорхнул на спинку стула, всем видом демонстрируя изысканное пренебрежение.

– У твоей дочери на челе горит благословение фейри, глупая женщина. Не говори мне ни про какую плату. Впрочем, если захочешь сделать потом подарок вот этому жалкому созданию, – он махнул рукою в сторону Киллиана, – то я возражать не буду. А теперь иди… Нив! – позвал он негромко, не удосужившись даже голову повернуть. – Проводи гостей.

Уже на выходе Кэйти Броган сделала неловкий книксен, а замешкавшуюся дочь заставила склонить голову. Но Айвор этого точно не заметил. В комнате постепенно становилось светлее, а стыки между потолком и стенами медленно угасали. Наконец всё возвратилось на круги своя, только запах клевера по-прежнему витал в воздухе, как в начале весны.