Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин Страница 54

Палка мироздания, которую наш капитан и механик ломали через колено, трещала, однако же не поддавалась.

Пока Костя развлекался со зрителями, меня нашёл Аксель. Моё плечо застонало под тяжестью его ладони.

— Вот кто нам нужен, чтобы достойно завершить этот фарс.

— Что?

— Ты выступишь в качестве заключительного номера, как юный вундеркинд и надежда нашей труппы, и, конечно же, всё завалишь. Тебе даже не придётся стараться.

— Но я же ничего не умею!

— Здесь нужно делать то, что тебе не по зубам. Акробатические трюки и огненное шоу мы, конечно, пробовать не будем, мартышек тоже: Анна с Мариной потом замучаются их ловить. А вот старые добрые жонглёрские штучки будут как раз к месту.

Внутри всё вопило от паники. Я отчаянно пытался отыскать нечто, что заставило бы его отказаться от этой идеи.

Костя проехал мимо нас ещё раз, и я заметил, что на переднее колесо намотало чей-то шарф.

— Они возвращаются, — сказал Аксель. — Ты видел, кто-нибудь ушёл после начала?

Я замотал головой. Уследить за всеми было сложновато, но количество народу, кажется, не уменьшалось. Это было просто невозможно. Всё представление, начиная с выхода на сцену Акселя, напоминало низкопробную комедийную передачу по телевизору, и реакция зрителей прекрасно туда вписывалась.

— Мы на верном пути. Вперёд, на сцену!

Я вышел. А что мне ещё оставалось? Руки тряслись, пугая безумных мотыльков, что носились от одного прожектора к другому. Анна кидала мне по одному мячики вперемешку с полными сочувствия взглядами. Что было в глазах Мары и Костика, и остальных, я не разглядел — свет слепил глаза.

Во взглядах зрителей я видел слепую фанатичность. Их безумные улыбки были обращены ко мне.

Аксель обозвал меня «гвоздём программы», и в очень большой мере я и был этим гвоздём, последним и самым весомым в крышку её гроба.

Два мячика окоченевшие и одновременно вспотевшие ладони ещё могли контролировать, но чем больше их становилось, тем больше я впадал в панику. Я подумал, что подбадривающие хлопки вполне могли быть звуком, с которым лопались у меня в голове сосуды.

«Ты делаешь это руками, — говорил Джагит, — А должен — головой и сердцем». Только это мне и оставалось, потому как руки показывали полную некомпетентность. В мячиках не было отверстия, куда можно было цеплять сознание, и я беспомощно попробовал превратить его в третий мяч, в дополнение к тем двум, что вполне удачно держали заданный узор. Почувствовал его вес, хрустящую на пальцах, будто снег, основу. Веки опустились, чтобы не смущать сознание пустотой.

Некая неуравновешенность, которую я ощущал смутно, как недостаток кислорода в насыщенном влагой тумане, компенсировалась, когда от Анны прилетел, как почтовый голубь, третий мяч. Он уже был у меня в руках, и заменить невидимое видимым не составило труда.

Точно так же я поступил с четвёртым. Видимо почуяв неладное, Аксель сказал: «оп!», и швырнул мне свой сапог. А затем довольно увесистую булаву. Это было для меня сюрпризом, но, в конце концов, главным сюрпризом для меня был сольный выход на сцену. Если уж я справился с этим, — сказал я себе, — я справлюсь со всем остальным.

К концу представления руки освоились с четырьмя разнородными предметами — два мячика спрятались в голенище сапога.

Я был гвоздём в крышку гроба затеи Капитана. Несмотря на то, что в итоге я получил в лоб от Капитанского сапога и сел прямо на тротуар, сопровождаемый грохотом падающих со всех сторон предметов, в шапке звякало, и этот звук звучал звоном похоронного колокольчика.

— Ничего, у всех бывают промахи, — уверял меня позже Аксель.

В моих глазах это не выглядело промахом. Это был оглушительный успех, что подтвердила, трогательно меня обняв, Анна. И Марина, которая поднесла мне свой Важный Деловой Вид.

— Тебе нужно поговорить с Акселем, чтобы он выделил тебе место в фургоне. Выбросил всё своё старьё, например. У него там валяется рама от старого велосипеда, представляешь? Ты теперь настоящий артист со своим собственным сольным номером, и тебе нужен свой угол.

А Костя прибавил:

— Старина Жернович бы сказал — тебе самое место среди этих цирковых животных.

Переполненный смешанными чувствами, я вдруг заметил белый халат, вспомнил кое-что важное и помчался за Акселем.

— Там стоит тот доктор, — сказал я. — Он уже два часа что-то от нас хочет. Но никто не говорит по-австрийски. Пан Джагит говорит, что его послали власти, посмотреть, чтобы никто не покалечился во время выступления. Он выглядит таким потерянным…

После встречи с доктором Аксель вернулся весьма растерянным. Будто бы док заразил его каким-то вирусом. У меня, надо думать, тоже был весьма растерянный вид после попыток с ним пообщаться.

— Он утверждает, что у нас кто-то тяжело болен. Утверждает, что ему в медпункт два с четвертью часа назад поступил звонок, и аноним сказал, что в бродячем цирке умирает человек.

Аксель повращал глазами и прибавил:

— Он сказал, что очень странно, что при таком уровне выступления, у нас до сих пор нет жертв. Может быть, местами они и разумные. Эти люди.

Под моим пристальным взглядом он развёл руками и зашагал в фургон, переодеваться.

Ночь прошла относительно спокойно.

— Город ещё нанесёт нам ответный удар, — сказал нам напоследок Капитан. Он выгреб из шляпы деньги, два раза их пересчитал. К моему изумлению, там попадались и довольно крупные купюры. Такое впечатление, что люди пытались откупиться от происходящего. — Он этого так не оставит. Нам нужно быть бдительными.

— Неплохая выручка, — заметила Анна.

Мы собрались в жилом фургоне, вся труппа, исключая Мышика, расселись по ящикам. Свечу сегодня заменяла керосиновая лампа, которую не помешало бы хорошенько вычистить.

Капитан разгладил у себя на колене мятую бумажку.

— Я собираюсь её пропить. Нас хотели купить, а мы им — такую фигу скрутим.

— Хорошо бы ещё заблевать половину города, — насмешливо сказал Костя.

— Да… — Капитан был так хмур, что даже не заметил сарказма.

Аксель, Анна и Костя ушли на поиски круглосуточного алкогольного магазина, шумя и воинственно потрясая фонариками, словно дети, отправляющиеся в чащу леса на поиски сокровищ. Мышик увязался с ними. Он любил ночные прогулки. Мы, — все остальные, — остались в лагере, с полными карманами обязанностей. Джагит сразу же слинял к своим змеям.

— Да ну, — сказала Марина. Пнула пустую сигаретную пачку. — Утром приберёмся.

Я ожидал услышать такое от Анны, но никак не от Мары. Но спорить не стал.

Мы немного поигрались с прожекторами, включая их и выключая, направляя в самые интимные и тёмные закоулки притихшего парка и друг на друга, но это быстро наскучило. От нечего делать я забрался на крышу автобуса, вытянулся там во всю длину. Звезды здесь были очень красивы. Огромные, крупные, похожие на гроздья спелого винограда. Мне подумалось, что если бы такая вдруг вознамерилась сорваться с небес, она бы не удовлетворилась одной крышей, а проломила бы ещё пару перекрытий, а возможно, добралась бы до предпоследнего этажа. Лежала бы там, дымясь и занимая полкомнаты.