Возвращение - Александра Лисина Страница 52

Приняв решение, ллер Адоррас снова обратился к источнику и отдал приказ не мешать Тирриниэлю ни в чем. Фактически это означало полную передачу власти чужаку, но повелитель уже не думал об этом. Да и зачем сомневаться, когда Тиль мог взять ее самостоятельно?

Верные духи леса охотно отозвались на призыв хозяина и сорвались со своих мест, предупреждая всех, кто еще не сбежал. Прося поддержки и помощи. Собирая возле развороченных дверей встряхнувшуюся стражу. Следом за ними полетел и зов владыки — властный, настойчивый: те, кто может, пускай включаются в новую защиту. Те, у кого есть силы, пусть поделятся с возрожденным ясенем. Те, кто не умеет сражаться, пускай хотя бы откроют резервы…

И алиарцы откликнулись.

Тирриниэль удивленно дрогнул, когда поток сил, идущий к нему от покорившегося дворца, заметно возрос. В него отовсюду вливались крохотные ручейки. Сперва по одному-два, затем их стало гораздо больше. А вскоре у Тиля даже собственный резерв начал пополняться — кажется, на просьбу владыки откликнулись многие из пресыщенных, капризных алиарцев. Кажется, они еще не совсем потеряны для будущего. Кажется, у них еще есть шанс все исправить. И в первую очередь изменить самих себя.

Он облегченно вздохнул и, перехватив тревожный взгляд Эланны, успокаивающе кивнул. Она ответила слабой улыбкой, одновременно отправив отцу волну благодарности и понимания, но тут же отвернулась, чтобы никто не увидел блеснувшей в уголках ее глаз слезинки. Эверон, правда, все равно заметит, но он — пускай. Ему можно. Ортэ умеет молчать, а вот отец не поймет. И надо, чтобы Тиль не понял. Он, пожалуй, единственный, кто не должен знать об этой маленькой слабости.

Внезапно в тронном зале стало жарко. И очень светло. Прямо-таки неестественно светло, будто на одной из стен зажглось свое собственное солнце. Как раз там, где драконий «Огонь» выжег целый коридор. Вот только больше там коридора не было видно — все заполонил собой поразительно чистый свет с рыжеватыми сполохами по краям. И он стремительно приближался, пока наконец не остановился на краю разрушенного зала, безжалостно вытолкав туда тревожно повизгивающего белого волка.

Прикрыв глаза рукой, дракон остановился и настороженно взглянул в новую напасть. При виде «солнца» он беспокойно повел плечами, а затем покосился на тяжело дышащих оборотней, но те не собирались нападать. Как отпрыгнули от него после неудачной атаки, так и замерли, во все глаза уставившись на пылающее красно-зеленой радугой чудо.

Дракон сдвинулся, чтобы видеть зверей краешком глаза, но тем вдруг стало не до него — они так и таращились на переливающееся огнями «солнце», все сильнее топорща шерсть на загривках и опасливо то скалясь, как на нового врага, то поспешно пряча зубы. А странное «солнце», преодолев оплавившийся проем, сделало несколько бесшумных шагов. В оглушительной тишине доплыло до центра зала, где и остановилось, медленно оглядываясь и словно решая, что делать.

Дракон, взглянув на него истинным зрением, удивился: чистая энергия, настоящий «Огонь» дракона. Та же яростная воронка. Тот же смерч неистовой ненависти. Та же злость, кипящая на крайней точке.

Словно в ответ свет стал совсем нестерпимым. Откуда-то из глубины на оторопевшего дракона сверкнули два невыносимо ярких рубина. Но потом пышущая жаром сфера ужалась и приняла форму человеческого тела. Правда, тело явно было женским, но «Огонь» это не смутило — укоротив гневные язычки, он послушно притих и остался плясать лишь на матово-черном доспехе, коротких вьющихся волосах и срывался нетерпеливыми искрами с тонких пальцев, закрытых такими же чешуйчатыми перчатками. А потом постепенно стек с этих тонких рук в два длинных, изящных, угрожающе приподнятых клинка, на которых неистово горели древние руны.

— Белка… — зачарованно прошептал Элиар, во все глаза уставившись на объятую пламенем Гончую.

— Живая, — облегченно вздохнул Тиль, с гордостью и затаенной тревогой взглянув на преобразившуюся невестку. — Кажется, пришло время ее «Огня». На пятьсот лет позже, чем я думал, но все-таки пришло.

— Так это ее «Огонь»?! — шалея от внезапной догадки, охнул Элиар, и Эланна удивленно приоткрыла рот.

— Конечно, — слабо улыбнулся владыка Л’аэртэ. — Она же наша, ясень ее принял. Ты же сам видишь — «Огонь» не красный, как у нас, а рыжий. Именно от него в свое время умер Талларен. Понимаешь?

Светлый вздрогнул.

— Боги… надеюсь, у этого дракона еще нет детей и не останется безутешной вдовы. — Он опасливо покосился на побратима, но Таррэн не сдвинулся с места. — Брат, ты как?

Темный эльф промолчал.

— Насколько я понял, малыш сейчас… сердится? — осторожно спросил Элиар.

— Нет, Эл, — очень напряженно отозвался Таррэн. — Малыш сейчас в таком бешенстве, что даже мне не по себе. Кажется, они с хмерой окончательно слились, и это значит, что от Бел тут немного осталось. Помнишь, чего мы все боялись? Вот оно, брат. Так что упаси тебя небо вякнуть что-то ей под руку. Адоррас, стой на месте. Пожалуйста.

Владыка Эоллара ошарашенно моргнул, потому что голос Таррэна стал откровенно пугающим.

— Пусть никто не двигается, как бы ни повернулись события. Особенно если Бел окажется поблизости. Никаких резких движений. Никакого оружия. Никаких обсуждений и воплей не по существу. Пусть все молчат. На данный момент очень велика вероятность того, что Бел посчитает вас — чужаков — за угрозу и разорвет на части, не разбираясь, кто именно потянулся к мечу. Эланна, ты поняла?

— Да, — очень тихо прошептала эльфийка. — Я не знала, что Бел может так… это из-за нас, да? Она сорвалась, и в этом виноваты мы?

— Сорвалась. Но не из-за вас, а потому, что я пришел слишком поздно, — с досадой отозвался Таррэн, не сводя глаз с супруги, которая все еще стояла на месте, позволяя безнаказанно рассматривать свое объятое «Огнем» тело. Но одновременно с этим она вызывала какой-то безотчетный страх своим видом. Окаменевшим, словно изваянным в белоснежном мраморе, лицом, в котором вдруг проступили звериные черты. Горящими глазами, где больше не осталось намека на прежнюю зелень. Хищной усмешкой, больше похожей на звериный оскал. Острыми клыками, словно невзначай выползшими из-под верхней губы. Неприятно удлинившимися пальцами, на кончиках которых блеснули невероятно острые когти. Но особенно — частым гребнем коротких костяных игл, выросших прямо из-под доспеха и устрашающе напомнивших присутствующим украшение знаменитых костяных убийц Проклятого леса. Потому что именно в этот момент пригнувшаяся, как перед прыжком, Гончая стала до жути, до дрожи похожа на хмеру, которая уже встала на след и готовилась к решающему броску.