Дети непогоды - Павел Марушкин Страница 52

Иннот откашлялся.

— Извини, старина. Но я собирался завтра поднять тебя пораньше. Я понимаю, книга очень интересная…

Хлюпик с сожалением вздохнул.

— Я-то думал завтра отоспаться…

— К трём часам мы идём в университет, помнишь? А до того хотелось бы успеть ещё раз провентилировать дом-невидимку и кое-куда съездить.

— Куда же?

Иннот достал из-за пазухи свёрнутый пожелтевший газетный лист.

— Вот что мне дал Громила. «Вечерний Бэбилон» со статьёй о загадочной смерти в ночлежке. У меня есть все основания полагать, что погибшим был мой старый кореш Кашлюн.

— Я давно хотел тебя спросить… — Хлюпик замялся. — Ты только не обижайся, ладно?

— Не буду, — улыбнулся Иннот.

— Почему ты ищешь виновных в смерти своего друга один? А как же Громила, Джихад и прочие?

— Понимаешь ли… Он был моим другом, но не их. Вот если бы что-нибудь случилось со мной — тогда другое дело. А Кашлюн, по большому счёту, был для моей компании чужим. Они помогают мне по мере сил; но сунуть голову в пасть тигра — это уж моя забота.

— Понятно… Я покурю, ты не возражаешь?

— Как это я могу возражать, интересно? Ты у себя дома, кури сколько влезет. Я, пожалуй, тоже составлю тебе компанию. На редкость прилипчивая привычка…

* * *

Хлюпик потянулся и сел. Утро выдалось сереньким — большая редкость в Вавилоне, где солнце обычно жарит с утра до вечера. На разложенном в углу диванчике дрых Иннот. Друг наотрез отказался от кровати, которую Хлюпик из чувства гостеприимства предложил гостю. Заменить двери в квартире Иннота и уничтожить следы пожара оказалось куда более хлопотным делом, чем они предполагали. С въевшимся в стены запахом гари обещал помочь Афинофоно — «но ты ведь понимаешь, старина, сколько у меня дел». Найти приличного столяра тоже было нелегко. В результате дверной проём заколотили досками, а Иннот временно переселился к приятелю.

Отдёрнув занавеску, Хлюпик полюбовался жемчужным небом и поставил на плиту кофе. Он так и не научился всем тонкостям заварки, однако лелеял надежду в один прекрасный день освоить и это мастерство. Он положил в джезву молотый кардамон, опустил палочку корицы и стручок ванили, после чего уселся рядом, чтобы успеть погасить огонь до того, как кофе побежит через край. Вскоре по квартире поплыли восхитительные ароматы. В дверях появился, щурясь спросонья, Иннот.

— Доброе утро…

— Привет! Слушай, я тут подумал немного… Ты говорил, что твой приятель словил каюк в ночлежке. Это такое место, где ночуют? Вроде гостиницы?

— Да, что-то вроде. Вообще любое временное жильё подразделяется на три категории. Первая — это хотэли. Там останавливается всякая шикарная публика вроде нашего бывшего знакомого Морберта. Вторая категория — гостиницы. Они бывают получше и похуже, тут уж как повезёт. Ну, и наконец, ночлежки — самая скверная категория. Как правило, это одна большая комната, уставленная кроватями или даже просто нарами. Там ночует всякое отребье — нищие, бандиты, скрывающиеся от стражи, всё в таком духе.

— А ты когда-нибудь ночевал там?

— В ночлежках? Да, было в моей жизни и такое… Правда, очень давно. Если бы мне пришлось сейчас выбирать, где провести ночь, я бы скорее забрался в развалины какого-нибудь заброшенного дома или нашёл бы местечко на чердаке…

— Давай рассуждать: ты ведь каюкер, так? — продолжил Хлюпик, когда они с приятелем напились кофе и вышли на улицу.

— Ну?

— И твой приятель Кашлюн тоже был каюкером, верно?

— К чему ты клонишь?

— Просто я подумал, что у вас с ним наверняка кое-какие привычки должны быть одинаковыми. Тем более в ночлежках водится опасная публика. Так почему он не спрятался где-нибудь на чердаке, а пошёл туда?

Иннот даже остановился.

— Ну и дела, Хлю! Ты просто растёшь в моих глазах! Или это я падаю в своих собственных, не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, но до такой простой мысли я не додумался! Действительно, у парня была масса возможностей найти себе безопасное место. И всё же он попёрся в эту трущобу! Ну, Хлю, ты всё-таки великий человек!

Хлюпик покраснел от удовольствия.

— Да ладно тебе!

— Нет, в самом деле. Ты далеко пойдёшь! Давай теперь рассуждать логически: допустим, я удираю от нехороших парней, единственная задача которых — ухайдакать меня. И тем не менее я оказываюсь в таком месте, где меня видит сотня самых разных глаз. Что могло бы подвигнуть меня на это? — Иннот на мгновение задумался. — Только одно: я узнал нечто, способное резко изменить положение вещей в мою пользу. А в данном случае это может быть…

Иннот замолчал.

— Что же?!

— Оружие, например. Что-нибудь очень мощное, наподобие твоего медиатора. Допустим, он разнюхал, где можно достать такую штуку, и договорился о встрече… В ночлежке? Гм… Вряд ли! А может быть, его заинтересовала не сама ночлежка, а что-нибудь в том районе?

— А что это за район?

— Трущобы, — пожал плечами Иннот. — Разрушенные и полуразрушенные дома, пустыри… Словом ничего интересного. Похоже, тут наши рассуждения забуксовали. Тебе ничего стоящего больше не приходит в голову, Хлю? Не стесняйся, высказывай самые безумные идеи.

Хлюпик покачал головой.

— Долго нам ещё идти?

— Не очень. Оставшуюся часть пути мы проделаем на гидротакси, а канал — вот он. — Иннот шагнул к парапету и вскинул руку. — Эй, такси! Такси!

Они попали в Москитный квартал спустя час. Повсюду возвышались груды мусора. Осыпавшаяся штукатурка кучами лежала на тротуарах. Вдоль стен домов лезли, ломая асфальт, пучки чертополоха и лебеды. Что-то юркое, к чему не хотелось особенно приглядываться, мельтешило в канавах водостока. Издалека доносилась разухабистая песенка, но вокруг стояла какая-то нехорошая тишина. Улица была пустынна. Только нищий, скрюченный и жалкий, ковылял навстречу, приоткрыв рот. Половины зубов у него не хватало, но те, что имелись, были золотыми.

— Это где-то здесь, — пробормотал Иннот, тыча пальцем в мрачноватое, выкрашенное ржаво-рыжей краской здание. — Знаешь, у меня такое странное чувство…

— Неприятности? — напрягся Хлюпик.

— Нет, просто мне кажется, я тут уже бывал, причём не раз. Уф, сегодня точно тяжёлый день. Давление, что ли, скачет? Туман какой-то в голове. Ну, ладно, пошли. — И он толкнул жалобно скрипнувшую дверь.

За более-менее приличным фасадом здания скрывался форменный бардак. Прогнившие доски, рухнувшие балки и груды осыпавшейся штукатурки представляли собой настоящий лабиринт. Уцелело лишь несколько комнат; друзья по очереди осмотрели каждую. «Похоже, здесь», — решил, наконец, каюкер.

Тесное помещение, в котором они очутились, по-видимому, служило для обитателей окрестных трущоб туалетом. Повсюду валялись нечистоты. Единственным предметом обстановки являлась покорёженная железная койка. Потолок над ней представлял собой сплошное пятно копоти; какие-то неопрятные чёрные сосульки свисали оттуда. Панцирная сетка стала оплавленными лохмотьями, а в полу зияла прожжённая дыра. Иннот, хрустя бутылочными осколками и перешагивая через кучи фекалий, подошёл к кровати и осторожно приподнял один из краёв сетки.