Это (не) ваша дочь, господин маг - Властелина Богатова Страница 52

Я не шевелюсь, хотя ясно понимаю, что моя решимость будет слабеть с каждым последующим его словом. Ведь как бы глупо это ни звучало, я испытываю к этому мужчине то, что всё это время отрицала. Чувство, которое не следовало приплетать к своей проблеме.

Он поднял руку, сжимая в ней полотенце, которое, к великому стыду, незаметно упало.

— Почему вы не спите до сих пор? — так же спокойно спрашивает и, кажется, не собирается возвращать мне полотенце.

От осознания, как это всё выглядит со стороны, заливаюсь краской: я, совершенно голая, прижимаюсь к мужчине, который, в отличие от меня, одет, в белую рубашку, поверх жилет, видимо, в холле он снял пиджак.

— П-почему вы решили воспользоваться именно этой комнатой?! — выдыхаю я и выдёргиваю из его руки полотенце, неуклюже пытаюсь им прикрыться.

Кан возмутительно насмешливо вздергивает бровь, не собираясь, хоть из чувства приличия, отвернуться.

— Вообще-то это мой дом.

— И вам, конечно, ничто не мешает преследовать и подсматривать за мной?

— Подсматривать? — в голосе я считываю не только насмешливость, но ещё опасность.

Конечно, я перегибаю, но в таком неловком положении мне ещё не доводилось находиться.

— А как ещё, по-вашему, это объяснить? — я не успеваю договорить, Кан обхватывает мои голые плечи и рывком притягивает к себе, заставляя вскинуть голову и смотреть в глаза, в эти чёрные, утягивающие в свою глубину зрачки.

К своему краху, я чувствую исходящее от мага тепло. Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Я боюсь не то что попытаться высвободиться, но сделать вдох, продолжая смотреть в его пульсирующие в приглушенном свете коридора зрачки. Медленно он скользит взглядом по лицу, опускает вниз, а меня бросает в жар.

Я судорожно втягиваю воздух.

— Тогда, — говорит он, притягивая меня к себе ещё плотнее, так что наши тела соприкасаются, — закрывайте двери, леди. Но… даже это вам не поможет, если… захочу… войти.

Почему это звучит так откровенно неоднозначно? Кожа щёк просто начинает пылать от жара, и вместе с тем внезапно остро мне хочется раствориться в нём, хоть и понимаю, что не стоит поддаваться этому искушению!

— Всё запутанно, не так ли? — продолжает он. — Но… я не собираюсь втягивать вас в судебные распри, чтобы добиться правдивого ответа, — его губы так близко, что я чувствую тёплый цитрусовый вкус его кожи и обжигающее дыхание, вырывающееся из его рта. — Знаю, ты можешь меня считать последним мерзавцем, но… — он смолкает в задумчивости, кончик языка на миг соблазнительно показывается на краю губ и исчезает. — …Но я не стану спрашивать дважды и не позволю давать мне ложные показания. Я бы никогда не стал так усложнять себе жизнь. Никогда. Я просто прошу сказать честно — это ведь вы?

Я растерянно быстро качаю головой, чувствуя, как пальцы Кана впиваются в кожу, оставляя красные следы на ней.

— Никто ни о чем не узнает, — заверяет он.

Смотрю на него в немом ошеломлении и не знаю, что делать, паника захватывает в капкан. Этот тон и искренние обещания как сети пленят без возможности вырваться.

— В-вы о чём? — холод скользил по спине, лишь горячие пальцы на плечах грели, как и тело Кана.

— Пять лет назад… на маскарадном вечере…

Я могла бы многое сказать, чтобы немедленно остановить это. Что господин слишком много себе нафантазировал, что он что-то перепутал, но, боюсь, в моих словах будет читаться фальшь. Дышу часто и глубоко, в то время как мысли хаотично мечутся в голове.

— Отпустите меня, — наконец требую. Да, я трусиха и всегда ею была, но лучше уж так, чем обжечься. Разве у меня и без этого мало проблем, чтобы ещё собирать по осколкам своё сердце, когда он получит своё и не захочет слышать всю правду? Слышать о Кери… — И… — продолжаю, проглатывая ком горечи, — вызовите и для себя своего лекаря, чтобы он посмотрел вас, господин Кан. У вас, похоже, жар.

— Значит, всё так.

— У вас скверные методы, пользоваться слабостью человека, когда он в беззащитном положении, — я стараюсь сохранить равнодушный тон, не обращать внимания на чуть хриплый проникновенный голос мужчины, но сердце бъётся где-то в горле, а по телу расходятся волны лихорадочной дрожи.

— Вы ни разу мне об этом не говорили. Не говорили о том, что вам нужна помощь, ни тогда, ни сейчас.

— И какой же из ваших поступков должен убедить меня доверять вам?

В воздухе повисла тишина.

Ну вот, так будет лучше, пусть оттолкнет меня, и всё встанет на прежние места. Но вместо этого Фоэрт Кан неожиданно делает то, чего я так боюсь, его ладони перемещаются на мои лопатки, а потом на спину, заставляют меня замереть и трепетать.

— Может, я веду себя не так, как вы ожидаете, но ещё ни в чём не солгал. Ни разу. Просто ответьте мне прямо сейчас. Каким бы подонком вы меня ни считали, думаю, у нас есть одна общая задача.

Боже, и почему я думаю, что он говорит о Кери? Его подозрения и моё невысказанное признание давили как каменная плита. Иногда люди умеют общаться взглядами, и сейчас его глаза говорили: “Это ты, я всё понял”.

Но вот с губ слетело совершенно другое.

— Ты настоящая головоломка, — улыбается он.

Мне хотелось сказать в ответ что-то высокопарное… Но я понимаю, что солгу. По крайней мере, о своём равнодушии. Отчаянно прикусываю язык.

Он продолжал поглаживать меня, и я чувствовала через его пальцы дрожь, она была откровенней любых ласк и говорила о том, как сильно он напряжён и каких усилий ему стоит непринужденная ухмылка на губах. Это осознание как толчок, заставляет взволноваться, но я не могу сделать и шага. Собственная ложь, что мне безразличны его прикосновения, даёт трещину: его прикосновения просто лишают меня собственной воли и здравого разума. Невозможно отстраниться хотя бы на маленькую долю, напротив, меня притягивает к нему неизвестная сила.

Чувствую, как тяжесть рук перемещается ниже поясницы, сильные пальцы сжимают мягкие места, заставляя приникнуть к нему вплотную, отчего я чувствую каменное напряжение, упирающееся в мой живот. С моих губ срывается непроизвольный судорожный выдох. Неожиданно он обнимает меня так, что я утыкаюсь носом в его плечо. Я не хотела, но так выходит, что касаюсь губами открытого участка кожи его шеи на уровне роста волос. Веки сами собой трепетно прикрываются, сознание будто ускользает в сладкий тягучий сироп, пальцы сильнее стискивают полотенце. Здравый ум вовсю бил тревогу, но как же хотелось скользнуть губами по изгибу шеи в ласкающем поцелуе.

— Кстати, — вдруг произносит он, я приоткрываю глаза, едва выныривая из этой пучины блаженства. Я буквально кожей ощущаю, как он расслабленно улыбается. Боже, и как у него это выходит, как?! Настолько держать себя. — Я взял на себя смелость и нанял для Кери гувернантку.

— Что вы сделали?