Край чёрных магнолий - Ольга Вешнева Страница 52

– Еще хочешь? – спросила я, вытащив руку из-под подушки.

– Не мо-гу. Спа-си-бо, – по слогам проговорил Тихон, склонив голову набок, и протяжно заскулил.

– Бывай, парень, – проходя к выходу, Егор помахал Тихону рукой.

– Всем пока! – на ходу обернулась Надя.

Я не пошла провожать друзей. Ничего страшного, если калитка открыта днем.

– Я умираю? Да, Солнышко? – Тихон прослезился. – Заканчивается наше последнее свидание. Безвестный враг нас разлучит навеки.

– Помолчи, – посоветовала я, – и постарайся вздремнуть. Сон – лучшее лекарство. Я буду рядом.

Тихон закрыл глаза и замолчал. Он быстро уснул, дыхание стало ровным и глубоким.

Убрав его еду в холодильник, я вернулась чтобы присмотреть за ним.

***

Стемнело. Я сидела напротив Тихона на стуле и шуршала смартфоном. Как все же странно, непривычно, находиться рядом с живым вампиром, еще странней о нем заботиться.

В моей жизни заполнился пробел, возможно поэтому я чувствовала умиротворение. Я понимала, так быть не должно, однако не могла ни злиться на Тихона, ни тем более его ненавидеть как обычного “клиента”. Он стал моим другом.

Всегда считала, что не умею ни о ком переживать, что эти чувства у меня отключены за ненадобностью, ведь для охотника они опасны и потому недопустимы. Я никогда не думала о том, что папа может не вернуться из очередной командировки, что где-нибудь в тайге его убьют вампиры. Теперь же долгое отсутствие сообщений от отца едва не привело в панику. Я прочувствовала все то, что много раз испытывала мама.

Да, я хочу, чтобы у дорогих мне людей (и не только людей) все было в порядке. Карл Альбертыч говорил о материальности мыслей. Может, достаточно просто сильно пожелать близким всего самого хорошего?

Тихон фыркнул. Он как будто бы принюхивался. Кончик носа пошевелился, глаза двигались под сомкнутыми веками.

Я встала и отступила к журнальному столику, стараясь производить как можно меньше шума.

– Закладывай бричку, Ерофей! – испуганно завопил Тихон. – Совпромкомторгмаш горит! – он оглушительно завизжал и свалился с дивана.

Крадучись, я подошла и присела на корточки возле него. Тихон не проснулся и, продолжая бродить по перекресткам времен, заворочался на полу, потом свернулся калачиком, будто находился в холодной сырой норе. В тонкой белой майке и джинсах ему, по моим подозрениям, было холодно, но на вампирской гладкой коже никогда не поднимаются пупырышки, поэтому внешней реакции на понижение температуры я не ждала. Заботливо накрыв Тихона по шею теплым верблюжьим одеялом, я села в кресло и вскоре сама крепко уснула.

***

Проснувшись посреди ночи, я обнаружила исчезновение вампира из гостиной. Легкий шорох привел меня на кухню.

Словно бесплотный призрак, я проскользнула по коридору к кухне. Дверь была открыта, и я увидела Тихона. Он стоял у незанавешенного окна, в широком луче яркого лунного света, и быстрыми глубокими глотками пил кровь из горлышка пластиковой бутыли, изловчаясь не проливать мимо рта ни капли. Другая, уже опустевшая бутыль лежала на боку у его ног.

Я стояла неподвижно, дышала неглубоко и бесшумно, но вампир почувствовал слежку. Его руки дрогнули, кровь потекла тонкой струйкой из уголков губ. Впервые с момента нашего знакомства я испытала привычное инстинктивное напряжение, пальцы безоружных рук автоматически сжались в кулаки. Ничего подобного я не чувствовала, когда сама кормила его, ослабленного, из кружки. Теперь интуиция предупреждала об опасности, которую мог представлять восстановивший силы “клиент”. Не хотелось приближаться к нему без осиновой защиты, и вообще, непросто было смириться с его присутствием в доме.

Пересилив инстинктивный протест, я прошла на кухню.

– Привет, Тиша, – язык не повернулся пожелать ему приятного аппетита. – Рада твоему выздоровлению. Ты ешь, не стесняйся.

– Благодарствую, Светик, но я насытился, – Тихон закрыл бутыль и поставил ее на стол. – Спасибо тебе за вкусный ужин.

– За ужин ты должен благодарить не меня, а свою девушку, – я убрала за спину воинственно напряженные руки. – Хозяйку мясокомбината.

– Бывшую девушку, – глаза вампира сверкнули серебром. – Я никогда к ней не вернусь.

– Не понимаю, Тиша, почему ты с такой ненавистью говоришь о Лизе? У нее сложный характер, она не из кисейных барышень, к которым ты привык, но она тебя любит.

– Любит? – Тихон глубоко вздохнул. – Да, Светик, ты права. И от того еще больнее мне.

Я замерла с открытым ртом, а он вытер лицо бумажной салфеткой, налил в чашку воды из чайника и продолжил:

– И я ее любил, да и сейчас люблю, иначе не было бы так тяжко вспоминать о днях прекрасных, проведенных с нею, – Тихон брезгливо скривился. – Однако нам нельзя быть вместе. То свыше предопределено. Давай, не будем говорить о Лизе. Любая мысль с ее участием нарушит мне пищеварение.

Тихон глотнул воды и поставил чашку в мойку.

– Хотя бы в двух словах расскажи, что там случилось между вами! Не то умру от любопытства!

– Ты, как и я, не переносишь нераскрытых тайн. Ну что же, слушай и внимай, – Тихон повернулся ко мне лицом, опершись левой рукой о край стола. – Лиза – случайный гибрид. Третье поколение от вампира. Я обещал Филиппу, что его дочь останется человеком и проживет обычную людскую жизнь, но… в ней живет темная сила, и пробуждается, когда я рядом.

Дед Лизы, вампир Лаврентий, был когда-то моим лучшим другом. Он предал меня, стал одержим идеей учреждения вампирской империи на Волочаровской земле. Мечта, ради которой Лаврентий готов был уничтожить всех жителей города и волшебного заповедника, его погубила. Мне стало страшно, когда понял, что безумные мечты злодея не сгнили с ним в могиле, а живут по сей день в Лизиной душе. Они то отступают, то возвращаются. Происходит непрерывная борьба, и чем дольше я нахожусь рядом с Лизой, тем слабее глас ее человеческого разума.

Баба Шура Ежова предсказала, что нам нельзя быть вместе, иначе я погублю ее жизнь и душу. Баба Шура только правду говорит, пускай и горькую, но – истину.

Мы прошли вместе с хозяйкой мясокомбината много испытаний, и я надеялся, что отступило зло от Лизы, что потухли искры тьмы в ее горячем сердце. Я ошибся, поверив своей надежде, а добрая ведунья, как всегда, была права.

Первыми тревожными звоночками стали мольбы Лизы об обращении в вампира. Я ей пытался объяснить, что никого не обращал, и делать этого ни с кем не собираюсь. Никому не пожелаю моей горестной судьбы… Я говорил ей, что единицы способны выдержать те испытания, через которые мне довелось пройти, и не погрязнуть в злодействах. Говорил ей, что она не справится, что при ее взрывном характере все закончится плачевно… Лиза меня не слушала. Она на целом свете никого, кроме себя, не слышит!

– Может, лучше было рассказать ей, что она и так на треть вампирша, и ее невозможно обратить? Тогда она успокоилась бы, – предположила я.