Охотники Гора - Джон Норман Страница 51

Может показаться невероятным, но, попав в неволю, пройдя процедуру клеймения и обращения в рабство, научившись понимать, к чему обязывает их ошейник и легчайшая шелковая накидка, эти женщины становятся особенно беспомощными и ранимыми, из них получаются наиболее утонченные, самые желанные рабыни.

— А если цветок все же не попросит пощады? — спросил я.

— Тогда, — ответил Марленус, сжимая хрупкие лепестки в кулаке, — этот цветок уничтожат.

— Вы затеяли жестокую игру, — заметил я.

Марленус бросил цветок в широкую вазу, к остальным цветам, благополучно избежавшим расправы.

— Я — убар, — решительно заявил он.

Да, Марленус не станет ждать, пока сойдет лед и река снова станет полноводной. Он — убар. Он сокрушит ледяной панцирь и заставит воды реки бежать так, как ему нужно.

А Вьерна пребывает в совершенном неведении относительно того, что ее ожидает.

— Я сам решу, — продолжал Марленус, — когда ей следует вдеть в волосы талендр.

Я молча кивнул. Вьерна обречена. Поражение ее будет полным и окончательным.

— И когда вы начнете разыгрывать партию? — поинтересовался я.

— Игра началась, — ответил Марленус. — Моя противница уже сделала свой ход.

— Каким образом?

— Сегодня вечером она попытается бежать. Очевидно, на моем лице отразилось удивление.

Марленус рассмеялся.

— Разве не мы сами спровоцировали ее на эту попытку? — спросил он.

Он был прав. Сомневаюсь, чтобы Вьерна даже в неволе смогла долго выносить пристальное критическое изучение, которому мы сознательно подвергли ее в этот день.

— Но ты заметил, — поинтересовался Марленус, — что в последний раз она наполняла наши кубки вином совершенно иначе?

Я рассмеялся.

— Да, она сделала это, как настоящая рабыня.

— Вот именно, — подтвердил Марленус. — Она старалась налить вино так, как, по ее мнению, это должна была сделать рабыня. То есть она уже постепенно начинает воспринимать себя как рабыню. — Он усмехнулся. — Когда это восприятие станет для нее привычным, а затем и естественным, она даже двигаться начнет по-другому.

И опять я не мог с ним не согласиться. Настоящая рабыня осознает себя несвободной, принадлежащей хозяину. Это накладывает отпечаток на все, что она делает. Свободной женщине трудно, а подчас просто невозможно в точности повторить действия рабыни. Она не знает, что такое быть рабыней; она не имела возможности этому научиться. Точно так же рабыне трудно подражать женщине свободной. Поскольку в ее сознании глубоко укоренилось восприятие себя как человека подневольного, каждая мелочь в ее действиях будет отличать ее от свободной женщины. Сама свобода превратится для нее в утомительное бремя. Опытный рабовладелец всегда сумеет определить, какое социальное положение занимает та или иная горианская женщина. Нередки случаи, когда при захвате родного города неприятелем высокородные свободные женщины, опасаясь особо жестокого надругательства, сознательно проходят процедуру клеймения, надевают на себя ошейник и смешиваются со своими собственными рабынями. Тем не менее опознать такую женщину, выделить ее среди остальных несложно. Для этого существует великое множество способов. Достаточно, например, просто приказать такой женщине снять с себя одежду и пройти по комнате, в которой находится мужчина. Столь же несложно выделить среди свободных женщин беглую рабыню, пусть даже на ней будет скрывающий убор. Некогда в Ко-ро-ба я сам был свидетелем того, как на площади перед магистратом один из рабовладельцев опознал такую девушку, которую, кстати, никогда прежде не видел, и выделил ее среди двенадцати свободных женщин. Он всего-навсего попросил каждую из женщин наполнить его кубок вином и затем отойти в сторону. После того как все женщины сделали это, он поднялся на ноги и указал на одну из них.

— Я свободная женщина! — возмущенно закричала та. — Вы не имеете права!

Однако придворные офицеры по приказу главы города сняли с девушки скрывающий убор. Если бы рабовладелец ошибся и подобному унижению действительно подверглась свободная женщина, наказание его было бы ужасным. Тем не менее, когда с девушки сняли одежды и она предстала перед судьями обнаженная, присутствующие дружно зааплодировали. На бедре девушки стояло клеймо рабыни. Здесь же, на площади, на нее надели ошейник, наручники, и она была передана опознавшему ее рабовладельцу.

— Вьерна пыталась прислуживать нам, как настоящая рабыня, чтобы усыпить нашу бдительность, — вернулся Марленус к разговору.

— Значит, вы полагаете, что сегодня вечером она снова попытается бежать?

— Конечно, — ответил Марленус. — Думаю, что в настоящее время она уже выбралась из лагеря.

Я не мог скрыть удивления.

— Я отдал соответствующие распоряжения, так что ее исчезновения не заметят, — рассмеялся Марленус.

— Но ведь уже темно, — сказал я. — Нам будет непросто ее поймать.

— Мы сможем вернуть ее назад, когда пожелаем. Я приказал разбойницам Хуры оставаться неподалеку от нашего лагеря. Вьерна, видимо, уже попала к ним в руки, а если нет, то через пару дней я сам ее поймаю.

— Вы настолько в себе уверены?

— Вероятность того, что мы ее упустим, слишком мала. У меня есть ее постельные принадлежности, покрывало, которое я подменил сегодня утром, оставив ей взамен точно такое же. Она выстирала его, не предполагая, что ее старое покрывало осталось у нас.

— И если добавить к этому, что в Лаурисе найдется достаточно специально обученных слинов…

— Да, по запаху они без труда возьмут след, даже если к тому времени пройдет уже несколько дней.

Что и говорить, нет охотника лучше горианского слина.

— Но даже и без ее покрывала слину вполне достаточно запаха, оставшегося в убежище, в котором Вьерна провела прошлую ночь.

— Вы очень предусмотрительны, — заметил я.

— Гораздо предусмотрительнее, чем ты думаешь, — рассмеялся Марленус.

Он подошел к тяжелому сундуку, стоящему в дальнем конце палатки, и отпер его висевшим у него на поясе ключом. Из сундука достал небольшой отрез темно-красного шелка.

— Вчера она его надевала, — усмехнувшись, сообщил убар. — Один из моих людей, которого она не знает в лицо, притворился приехавшим в лагерь торговцем. Он сделал вид, будто хочет продать мне большой рулон шелка для одеяний рабыням для наслаждений. Он казался очень обеспокоенным тем, понравятся ли мне шелка или нет, и попросил у меня разрешения примерить их на Вьерне, стоявшей тут же, поблизости, чтобы я мог оценить, как шелк смотрится на теле. Я согласился посмотреть и приказал Вьерне надеть на себя отрез материи. После этого я сделал вид, будто приобретаю у торговца несколько рулонов шелка, а когда она сняла с себя отрез, который примеряла, мы отложили его в сторону, словно для того, чтобы позже выстирать его. — Он рассмеялся. — Но когда она ушла, я, конечно, запер отрез в сундуке.