Меч Севера - Люк Скалл Страница 50

Вернувшись в комнату, Эремул потратил пару минут, чтобы натянуть на себя одежду. Его беспокоило, что она может показаться кому–то слишком шикарной и дорогой, но затем он обругал себя за глупость.

«Носиться со своим внешним видом для меня — вроде как для прокаженного беспокоиться о свежести дыхания. Женщина полюбит меня за другие качества. Какими бы они ни были».

Теперь, когда он думал о своем «свидании», оно казалось ему не такой уж хорошей идеей. Тем не менее у него есть письмо, которое нужно доставить. Будь он проклят, если он провел столько времени в умывальной и потратил столько сил, приводя себя в порядок, только для того, чтобы передать в итоге неряшливому оборванцу кусок пергамента.

Чувствуя себя последним кретином, Эремул обрызгался духами. Затем он вернулся в свой кабинет, чтобы взять письмо, и бросил взгляд в угол, где лежал Тайро, чтобы посмотреть, не проснулся ли он.

На него уставились кроваво–красные глазищи, зловещие, как у детоубийцы.

Эремул отодвинулся назад в своем кресле.

— Т-Тайро? — выдохнул он, сердце гулко застучало в груди.

Подойдя к нему, песик понюхал его одеяния, а потом с обожанием посмотрел на него своими карими глазами. Эремул потянулся к нему дрожащей рукой. Тайро облизал ему пальцы теплым, влажным языком и заскулил, прося есть. Всё как всегда.

— Тайро… что ж это со мной происходит, мальчик?

«Мне и в самом деле стоило вздремнуть сегодня днем».

Полумаг был уверен, что зловещее видение было результатом усталости и предшествующих волнений, а может быть — и затянувшейся паранойи из–за предательства Айзека, но тем не менее, покидая хранилище, немного дрожал.

— Доставь это в здание Большого Совета. Я хочу, чтобы оно отправилось прямиком в Отдел общественных отношений. Если кто спросит, ты меня сроду не видел.

Мальчишка кивнул. Он был худющим, таким недокормленным, что сильный ветер мог его запросто сдуть, или так лишь казалось.

— Один серебряный скипетр, — пробормотал бродяжка.

— Целый скипетр? — Эремул покачал головой якобы в негодовании. — Да это грабеж среди белого дня! Но, кажется, у меня нет выбора. Дай поесть и своим друзьям тоже, ты меня понял?

Он бросил монету парнишке, тот спрятал ее в карман и убежал. По правде говоря, при том что цены росли с устрашающей скоростью, на серебряный скипетр много не купишь, разве что пару буханок хлеба. Казалось, с каждым днем все больше городских бедняков попрошайничали на перекрестках либо рылись в отходах в поисках чего–нибудь съестного. В воздухе словно повисло отчаяние: постоянно ощущалась гремучая смесь безнадежности и ярости, которая способна была вспыхнуть в любую минуту. Только из–за неопределенной перспективы Контракта Первопроходца назревающий городской бунт на некоторое время откладывался.

И, что примечательно, за исключением Лорганны, всем остальным в Большом Совете это, казалось, было совершенно до лампочки.

Новый министр по связям с общественностью связалась с Эремулом через три дня после его изгнания из Зала Совета.

В своем письме она выразила желание помочь в его расследовании возможной связи между мятежниками и Исчезнувшими. Хотя их переписка, строго говоря, не нарушала никаких законов, в свете того факта, что Эремул — персона ион грата для Великого Регента Сонливии, положение было щекотливым. Эремул полагал, что не оказался пока в подземельях Обелиска только благодаря своему статусу героя.

Катясь в своем кресле по улице Мастерства, он заметил, что в дорогих магазинах совсем нет покупателей. Новые налоги, которые ввела Белая Госпожа, выжимали из города все до последней капли.

«Лица меняются, но кулак все тот же. Всегда сжимается. Выдавливает жизнь из бедняков. Растирает их в порошок, тогда как их трудом удовлетворяются ненасытные потребности немногих счастливчиков».

Эремул осознал, что сам входит в число последних, по крайней мере в широком смысле. Он ощутил чувство вины оттого, что согласился встретиться с Моникой в одной из самых дорогих таверн города.

«Роза и скипетр» — большое здание между ювелирным магазином и мастерской специалиста по замкам. Когда он прикатил, Моника уже ждала его. Она была одета как в прошлый раз — в длинную черную юбку и обтягивающий топ. Ее блестящие волосы красиво ниспадали на шею. Губы и глаза были подведены фиолетовым, подчеркивая безупречную гладкую кожу.

Скрип колес его кресла по деревянному полу привлек внимание почти всех, кто находился в таверне, к вящей досаде Эремула. Увидев его, Моника улыбнулась, и это умерило его раздражение.

— Выглядишь стильно, — произнесла она в качестве приветствия, и в ее голосе прозвучала та самая чувственность, которая столь занимала его воображение, а также — верную правую руку последние пару недель.

Полумаг опустил взгляд на свою пропотевшую одежду, на ее нижний край, свисающий над культями ног.

— Возможно, тебе стоит проверить свои очки.

Моника рассмеялась. Он попытался вспомнить, когда в последний раз рассмешил женщину, но не смог.

— По обычаю Тарбонна мужчина выбирает вино до того, как заказывается обед.

— Я так и думал, что узнал этот акцент, — заметил он, страстно желая произвести впечатление. — Тарбонн. Некогда — ярчайшая драгоценность Девяти Королевств, как их тогда называли.

Моника поправила очки.

— Сейчас — уже не столь яркая, это верно. Королевства охвачены войнами. Банды наемников скитаются по Раздробленным государствам, сражаясь за любого фальшивого повелителя, обладающего золотом, чтобы оплатить их услуги. Я бежала на север, чтобы избавиться от всего этого.

— Ты бежала именно сюда? Думаю, трава всегда зеленее издали. Как давно ты в городе?

— Два года. Ты хочешь заказать вино?

«Вот дерьмо. Идиот». Он забыл о вине.

— Выбирай, — галантно предложил он. — Я заплачу.

— Думаешь, я не смогу себе этого позволить?

— Э–э–э…

«Вот дерьмо. Надо же так!»

Моника улыбнулась, и губы ее изогнулись так, что Полумага охватила буря разнообразных чувств.

— Я просто шучу, глупенький!

— А… — Эремул вытер нот со лба и выдавил из себя улыбку. — Извини. Сегодня был насыщенный день, и я не очень хорошо спал последнее время.

— Всем нам нужен сон для красоты, верно?

— Такие люди, как я, не спят для красоты.

Подошел халдей, и Моника заказала бутылку вина.

— Лучшее вино в Тарбонне, — сказала она со счастливым видом. — Произведено в самой столице. Мужчины умирали, защищая виноградники Кархейна.

— Здесь мужчины умирали за меньшее.

Моника смутилась, словно сказала что–то не то. Эремул снова проклял себя.