Прах и камень  - Эрика Адамс Страница 5

С того самого дня началась моя жизнь в Храме. Сперва меня переодела молчаливая прислужница, сидящая в углу комнаты так незаметно, что я и не заметила поначалу её присутствия. Только испуганно вздрогнула, когда плеча коснулись её пальцы. Она подала мне новую одежду и бельё, переплела мои волосы, совсем по-другому уложив их на голове, и повела за собой. Вновь узкие, тёмные коридоры, в которых было трудно ориентироваться обычному человеку, чьи глаза ещё не успели привыкнуть к полутьме. В новой комнате, чуть больше предыдущей, меня ждал один из Видящих, велевший мне прилечь на узкую кровать и прикрыть глаза. Щёк коснулось нечто мокрое и холодное, я не вытерпела и приоткрыла веки.

– Лежи, – тихо сказал он.

– Что вы собираетесь со мной сделать? – мой голос казался ещё тоньше и тише, чем был на самом деле.

– Теперь, когда ты переступила порог превращения, твои знаки станут постоянными, – он размазывал по щекам какую-то мазь, пахнувшую очень пряно и холодившую кожу. Знаки, начерченные на моих щеках красках, уже въелись в кожу, но всё равно бледнели от частого умывания и выглядели как серые пятна. Их то и дело подправляли, но они выцветали, становясь похожи на пятна засохшей грязи.

– Полежи немного, – велел жрец и отошёл в угол комнаты, принявшись что-то смешивать в каменной ступке. Его движения были уверенны и плавны, их монотонный ритм странным образом успокаивал, ввергая в странное состояние. По очереди он поставил на небольшой столик рядом с кроватью каменную плошку с чёрной жидкостью, плескавшейся на дне, керамический горшок с водой и чистую тряпицу. Потом он коснулся моей щеки, надавливая на неё пальцем.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Нет, – я не почувствовала его прикосновения, только видела, как он щиплет кожу и протирает её от мази тряпицей.

– Хорошо, – одобрительно улыбнулся Видящий и в его пальцах появилась длинная тонкая игла, – а теперь лежи и не двигайся.

Он склонился надо мной, предварительно обмакнув остриё иглы в чёрную краску, и принялся кропотливо набивать рисунки на моих щеках. Боли я не чувствовала. Немного ноющее ощущение придёт немногим позднее, кожа покраснеет и припухнет на несколько дней, а потом на моей коже будут выделяться чёрные треугольники, которые уже не смыть даже за тысячи тысяч умываний, остаётся только снять их вместе с кожей. Одним разом не обошлось, Видящий подправил знаки через пару седмиц, придав чёрному цвету глубину и сделав их более заметными. Теперь никто бы не мог ошибиться, определяя, кто я. Знаки на лице кричали об этом вместо меня.

К тому времени, как я оказалась приведённой в Храм, здесь уже были трое других невест. Кроме меня не хватало только одной – Гизелы, бывшей по возрасту самой младшей из нас. Мы жили отдельно от всех служителей, не в кельях Храма, но в деревянном строении, расположенном на внутреннем дворе. Каждой из нас была выделена небольшая комнатушка, в которой помещалась только кровать и стул с небольшим подобием стола – к стене была прикреплена намертво деревянная крышка. Своего имущества у нас было немного. В основном это были мелкие вещицы, касающиеся наших увлечений. У меня это было веретено и набор спиц и игл, предназначенных для вязания и вышивания. У Дианы – тонкие ножички для вырезания крошечных фигурок из дерева, у Сельмы – тонкая флейта… Я знала, что Гизела любила рисовать угольками, а Васса… Васса просто любила себя и возводила в ранг абсолюта свою избранность, постоянно разглагольствуя о том, какие щедрые дары нас ожидают по Его приезду.

Жить при Храме оказалось не так уж тяжело, как я могла предположить. Нас не заставляли изнурённо молиться, часами простаивая на каменном полу, упёршись в него лбом и коленями, мы не несли обеты и не держали посты наравне с другими служителями. Поднимались мы рано, вместе с первыми лучами солнца или немногим позже, читали утренние молитвы и спешили на молчаливую утреннюю трапезу в огромный зал, в котором под песнопения нескольких жрецов поглощали выданную пищу, а после принимались выполнять свои ежедневные обязанности. Мы не перетруждались, но и не сидели без дела: каждой из нас нашлась своя работа, которой мы занимались, внося свой вклад в размеренную жизнь Храма. Нас не держали взаперти, мы могли свободно передвигаться по селению и близлежащим окрестностям, но уходить далеко запрещалось и возвращаться в Храм нужно было не позже захода солнца, чтобы успеть на вечернюю молитву.

Как-то хохотушка Сельма, насмешничающая над поводком, на котором нас держали, решила проверить, что станет, если не вернуться в положенное время. Она затаилась в одной из пещер, будучи уверенной, что её найдут нескоро. Но она ошиблась – не прошла и двух часов, как двое Видящих вытащили девушку из пещеры, приведя обратно. Её продержали впроголодь две недели в каменном брюхе одной из келий, остальных – всего неделю, чтобы в другой раз было неповадно бежать или пытаться скрыться от судьбы, указавшей своим перстом именно на нас пятерых.

Мы хоть и могли свободно передвигаться по селению, участвуя в его жизни, всё же держались особняком. Вернее, нас немного сторонились. Стоило появиться одной из нас в чёрном, ниже колен платье, как разговоры становились немного тише. И жители уже не так охотно хохотали над своими шутками. Поневоле мы сбивались в небольшую кучку, несмотря на огромную разницу в характерах. Мы были словно неподвижные камни, которые огибали бурные потоки реки, сторонясь их. И оставалось только гадать, как долго продлится очередное затишье, и скоро ли нагрянет Он за обещанными ему невестами. В прошлый раз Он забрал своих невест ещё совсем тоненькими девочками, у которых кровь впервые появилась меньше года назад. Сейчас же мы уже превратились в девушек, сверстницы которых либо носили под сердцем дитя, либо воспитывали маленького кроху, будучи замужем. А мы так и оставались невестами, несмотря на то, что наши тела вытянулись и округлились, приняв волнующие женственные формы. Даже Гизела перестала походить на бледную тень и расцвела.

За всё то время, что я жила при Храме, Его воинство не единожды являлось за мужскими рабочими руками, щедро платя взамен, но Он ещё не появлялся. Старики говорили, что на их памяти эта самая затяжная пауза между его визитами и сборами невест и качали головой, бормоча себе под нос пожелания скорой смерти, дабы не увидеть Его появления после столь длительного отсутствия.