Багряная империя. Книга 3. Пепел кровавой войны - Алекс Маршалл Страница 5

Врата Отеана забрали Чи Хён, как уже случилось однажды, но на этот раз не отпустили ее в следующее мгновение. Во время первого прохождения она зажмурила глаза и не открывала до тех пор, пока Феннек не вывел ее через жуткий портал к теплому ранипутрийскому солнцу. Сейчас же Чи Хён вошла во Врата с открытыми глазами.

Здесь, в Изначальной Тьме, на самом деле не было темноты — одна лишь серость. Чи Хён словно плыла в густой пелене тумана, но вдруг почувствовала, как проходит сквозь холодную гладкую мембрану — будто невидимая завеса скользнула по лицу. Чи Хён встревожилась, не закроет ли эта завеса ей рот и нос, и стоило об этом подумать, именно так и случилось. Мембрана раздувалась и опадала при каждом вздохе... По крайней мере, Чи Хён так показалось, но удушья она не чувствовала, только поначалу совсем ничего не видела вокруг. Потом сквозь мглу начали проступать силуэты, неясные и мерцающие, и появилось отчетливое ощущение, что ее затягивает в водоворот, уводя по сужающейся спирали вниз, все быстрей и быстрей. Что-то продолжало тащить, щекотать и подталкивать, и, хотя глаза уже привыкли к темноте, она все же не могла ничего различить в движущемся тумане, сменившем бесформенную тьму. Мгновение назад ее как будто окружала стая серебристых угрей, плывущих в морской глубине, а в следующий миг она словно проскользнула в глотку какого-то огромного зверя, и хотя эти стремительные изменения делали происходящее похожим на сон, отчего-то оно казалось более реальным, чем все, что Чи Хён довелось испытать прежде. Мало того, в глубине души она испытывала удовлетворение оттого, что оказалась здесь; она словно пребывала в уютном сне, одновременно ощущая сладкий трепет пробуждения, когда мимолетное сменяется постоянным. Это было просветление, о котором грезили мудрецы, чтобы навсегда поселиться в радостном мгновении освобождения разума из плена плоти, и — подумать только! — это напоминало тот самый рай, обещанный проповедниками Цепи, место, где безгрешный дух спасется от бесконечных сомнений и тревог, отягощающих человека. Если бы она не была сейчас бесконечно далеко от привычных смертному ощущений, то наверняка заплакала бы от чувства приобщения к совершенству, от осознания того, что это умиротворение станет теперь для нее основой существования и ничто больше не сможет потревожить ее.

Но что-то все-таки потревожило, что-то мерзкое и острое из унылого мира чувств. Чи Хён попыталась отбросить отвратительную колючую кишку, свернувшуюся кольцами вокруг ее руки, но та лишь сжалась сильней, и боль разрушила абсолютное совершенство. Свободной рукой Чи Хён потянулась к отвратительной массе, но змееподобная серая полоска плоти хлестнула ее по груди. Твердый, как алмаз, клюв, хоть и не пробил кожу, распорол оболочку Изначальной Тьмы, окутавшую Чи Хён. Безмятежность мгновенно испарилась, сменившись яростью такой запредельной, что она забыла, где находится и что с ней произошло. Она увидела перед собой своего второго отца, что лежал на красной дорожке, весь утыканный стрелами. Увидела жестокую ухмылку императрицы, когда лживая старая карга признавалась в убийстве родных Чи Хён. Она подумала о сестрах, брошенных сюда же, окруженных непостижимыми для них силами, представила мольбы первого отца, постепенно угасавшие вместе с сознанием, пока он летел сквозь этот безмолвный мир к концу всего сущего. И дала волю гневу, излив его с диким криком в серую пустоту.

И точно так же освободилась сама. Это было совсем не похоже на прошлый раз, когда она выкарабкалась из Врат Зигнемы, цепляясь за внезапно покрывшуюся мехом руку Феннека, и оказалась в праздничном городе. Да, Чи Хён тогда пережила необычные ощущения, но они были вставлены в переплет реальности — вошла в один храм и вышла из другого, пройдя почти через всю Звезду. Теперь же...

Она словно побывала в непрозрачном мыльном пузыре, который внезапно лопнул. Ступни коснулись твердого грунта, но ее тут же развернуло вверх ногами. Голова продолжала кружиться с невероятной скоростью, в ушах ревел горный водопад, а левый глаз сдавило с такой силой, что он едва не лопнул. Она упала на милосердно мягкую землю, а бедная Мохнокрылка откатилась по снегу в сторону. Чи Хён не видела, куда делась маленькая совомышь, потому что стоило открыть распухший глаз, как яростный натиск ярких, но чуждых цветов едва не взорвал ей мозг. Свет был таким интенсивным, что ее стошнило, и она еще долго лежала содрогаясь, пока огненные блики под опущенными веками окончательно не погасли.