Сага об Элрике Мелнибонэйском - Майкл Муркок Страница 5

— От Судьбы не уйдешь. Все, что случается, случается по ее воле — если, конечно, Судьба существует и если поступки одних не есть всего лишь реакция на поступки других.

Элрик глубоко вздохнул, и ироничная улыбка тронула его губы.

— По обычаям Мелнибонэ, Киморил, ты заслуживаешь прозвища еретички. Пожалуй, будет лучше, если мы расстанемся.

Девушка рассмеялась.

— До чего же похоже на моего братца! Ты проверяешь мою любовь, мой господин?

— Нет, Киморил, — ответил он, снова усаживаясь в седло, — но мне хотелось бы, чтобы ты сама проверила ее, потому что, мне кажется, за ней стоит трагедия.

Одним движением оказавшись в седле, Киморил улыбнулась и покачала головой.

— Ты во всем видишь перст Судьбы. Неужели нельзя просто радоваться тому хорошему, что у нас есть? Ведь его так немного, о господин мой.

— В этом я с тобой согласен.

Вдруг вдалеке послышался топот копыт. Молодые люди обернулись. Среди деревьев мелькали желтые одежды стражников, от которых влюбленные ускакали, желая побыть наедине.

— Вперед! — крикнул Элрик. — Через лес вон к тому холму. Там им ни за что нас не найти.

Они пришпорили коней, в мгновение ока миновали пронизанные солнечными лучами бор, перемахнули через холм и очутились на равнине, поросшей густым кустарником, чьи сочные ядовитые плоды отливали столь густой синевой, что ее бессилен был рассеять и свет дня. На Мелнибонэ росло много подобных кустарников и трав, и некоторым из них Элрик обязан был жизнью. Другие, которыми пользовались для приготовления колдовских отваров, посажены были еще в незапамятные времена. Но теперь редкий мелнибонэец отваживался покидать стены Имррира. Лишь рабы шныряли по острову, выискивая корни и ягоды, которые повергают человека в чудовищные или бесконечно прекрасные сны; эти сны служили одним из излюбленных развлечений мелнибонэйской знати. Мелнибонэйцев всегда привлекали призраки, порожденные их сознанием и воплотившиеся в сновидениях, именно из-за этого их пристрастия получил Имррир прозвание Призрачного Города. Даже рабы жевали ягоды, чтобы забыться, и потому ими легко было управлять, ибо они не желали разлучаться со своими снами. Лишь Элрик отказывался — быть может, потому, что он и так пил отвар за отваром и настой за настоем, чтобы просто остаться в живых.

Стражники безнадежно отстали. Влюбленные добрались до утесов. Не очень далеко внизу ярко искрилось и обдавало пеной белый прибрежный песок море. В чистом небе кружили чайки. Их приглушенные расстоянием крики придавали лишь большее очарование тому чувству умиротворения, которое испытывали сейчас Элрик и Киморил. В молчании молодые люди свели коней по крутой тропке на берег и привязали их там в укромном уголке, а сами пошли дальше. И ветерок с востока ерошил им волосы — белые у юноши, иссиня-черные у девушки.

Они нашли большую сухую пещеру, по стенам которой гуляло эхо прибоя. Сбросив свои шелковые одежды, они предались любви в глубоких пещерных тенях. Солнце поднималось все выше, ветер утих, а они не разжимали объятий. А потом рука об руку бросились в море, хохоча от избытка чувств.

Обсохнув, они начали одеваться, и только тут заметили, как потемнел горизонт.

— Мы снова вымокнем, прежде чем доберемся до Имррира, — сказал Элрик. — Как бы быстро мы ни скакали, буря нас все равно нагонит.

— Может, нам лучше переждать в пещере? — предложила Киморил, прижавшись к нему всем телом.

— Нет, — ответил он. — Мне надо возвращаться, ибо те отвары, которые придают сил моему телу, остались в Имррире. Еще час — другой — и я начну слабеть. А ты знаешь, что это такое, Киморил.

Она погладила его по лицу.

— Да, знаю. Что же, Элрик, пойдем искать лошадей.

Когда лошади нашлись, небо над головой стало серым, а на востоке уже клубились черные тучи. Вдалеке погромыхивало и сверкали молнии. Морю словно передалась часть безумия небосвода. Кони фыркали и рыли копытами песок, стремясь умчаться домой. Едва Элрик и Киморил уселись в седла, первые крупные капли дождя забарабанили по их плащам. Влюбленные пустили коней вскачь, а вокруг одна за другой полыхали молнии и рокотал, точно разъяренный гигант, гром, казалось, какой-то великий Владыка Хаоса пробивается непрошеный в плоскость Земли.

Киморил поглядела на бледное лицо Элрика, осветившееся на миг вспышкой небесного огня. Она почувствовала, как ее начинает пробирать холодная дрожь, дрожь, которая никак не связана с ветром или дождем. Девушке показалось вдруг, что ее нежный книжник-возлюбленный превратился по воле духов в адского демона, в чудовище, лишенное всякого сходства с человеком. Его алые глаза на бледном лице сверкали, словно огни Вышнего Ада; отброшенные назад ветром волосы казались гребнем зловещего воинского шлема; в неверном свете молний губы его виделись искаженными гримасой ярости и муки.

И внезапно Киморил поняла, что нынешнее утро — это последнее мгновение мира и покоя, которое им обоим суждено испытать. Буря была знамением богов — сулила приход куда более жестких ураганов.

Девушка снова взглянула на возлюбленного. Элрик смеялся. Он закинул голову, так что теплые капли дождя падали в его раскрытый рот. Смех его был легким, ничем не омраченным смехом счастливого ребенка.

Киморил попыталась было тоже рассмеяться, но ей тут же пришлось отвернуться, чтобы Элрик не увидел ее лица. Ибо девушка заплакала. Слезы продолжали катиться у нее из глаз и тогда, когда на горизонте показался Имррир — черный причудливый силуэт на фоне еще не затронутой грозой западной части небосвода.