Алийское зеркало - Кира Измайлова Страница 5

Ведь матушка была здесь незадолго до бабушкиной смерти? Была… И ведь она могла даже не подозревать о ценности той вещи! Несмотря на возраст и уйму детишек, в некоторых вещах она — сущий ребенок.

— Матушка, — сказала я, перебив рассказ о проказах самого младшего своего братишки. — А ты помнишь, когда в последний раз видела бабушку?

— Так на похоронах, — удивленно ответила она.

— Нет, я имею в виду, еще живой, — пояснила я.

— Ну… — задумалась она. — А вот прямо перед тем, как померла она… Ну да. Тогда она мне денег немного дала да младшеньким гостинцев собрала, как обычно делала… Точно, точно, а на следующий день и не стало ее…

— А когда ты была здесь, — начала я, чувствуя неожиданный азарт. — Ты… Матушка, не подумай, что я обвиняю тебя, но… Ты не брала ничего из нашей комнаты? Безделушку какую-нибудь?

По внезапному румянцу, залившему ее лицо, я поняла, что попала в точку. Врать она не умела совершенно, а когда пробовала, ее тут же выдавали бегающие глаза и пламенеющие щеки, а то и уши.

Наверно, потому и в замке ее бабушка не оставила: чтобы тут служить, нужно быть себе на уме, держать язык за зубами и, если уж по собственной косорукости что-нибудь натворила, уметь извернуться так, чтобы избежать наказания. Скажем, горничные в глаза врали хозяйкам, что это кошка прыгнула на туалетный столик, уронила флакон с духами, рассыпала коробочку пудры и закатила в какую-то щель баночку с помадой, пряча при том те самые коробочки и баночки в кармане фартука.

Духи так просто не приберешь, запах выдаст, а вот всякие мелочи наподобие красок да шпилек — запросто. Ну и, конечно, приметные вещи точно не брали, а ворованными белилами и пудрой пользовались потихоньку, когда на свидания бегали. А то и продавали это горожанкам, знала я и таких девиц…

— Ой… — сказала матушка, комкая накрахмаленный передник. — Да я ж… я ж не нарочно… Так как-то само собой вышло… Разве ж я стала бы?..

Из ее путаного рассказа я сумела понять следующее: в тот день, когда матушка пришла к бабушке, та очень торопилась по делу и велела ей подождать. Дожидаясь, матушка разглядывала комнату, дивилась на зеркало, какие не у всяких господ имеются, и вдруг заметила на подзеркальном столике какую-то вещичку. Я же говорю — кое в чем она сущий ребенок и, увидев что-нибудь блестящее, ни за что не удержится, чтобы не схватить ее и не рассмотреть поближе. Так оно и вышло… Но стоило матушке взять ту штучку в руки и начать разглядывать, поражаясь тонкой работе, как вернулась бабушка.

Матушка ее всегда побаивалась, к тому же знала, что та не любит, когда без спроса берут ее вещи, потому и спрятала безделушку в карман, рассудив, что потихоньку положит ее на место, как только бабушка отвернется. Но случая так и не представилось, признаться честно, мама побоялась, так и ушла, унося с собой явно дорогую и красивую вещь.

Мучилась она при этом несказанно, поскольку чужого в жизни не брала… Хотела на следующий день заглянуть еще разок и отдать вещичку мне, чтобы я тайком положила на место, да закрутилась по хозяйству… И вдруг ей сообщили, что бабушка-то умерла. Тут уж вовсе не до блестящих безделушек стало.

— Так она все еще у тебя? — не веря своей удаче, спросила я.

— У меня, у меня, — кивнула она. — Припрятала я ее как следует, чтобы маленькие случайно не нашли, а то заиграют. Выбросить жалко, красивая, да и выглядит дорого, продать — так не моя ж она, да и спросят, откуда взяла? По-хорошему, давно надо было тебе отдать, да только… — Она замялась. — Вот уж в руки возьму, соберусь с собой захватить, как к тебе пойду… ан не могу! Не пускает что-то… Вот ведь! Отродясь жадиной не была, никогда к барахлу не привязывалась, а тут…

— Вот что, — перебила я. — Я-то про эту вещичку и вовсе знать не знала. А тут пришел ко мне один знатный господин, да и говорит, мол, вещь эта была твоей бабке на сохранение дана, так что изволь вернуть! А я ни сном ни духом!.. Хорошо, догадалась тебя спросить.

— Дорогая, да? — спросила матушка, и я тут же поняла, что просто так она мне ту безделицу не отдаст. — А господин-то богатый, поди?

— Очень богатый, — поспешила я заверить, подумав, что вряд ли алий откажется заплатить за столь необходимую ему вещь. — И грозный! Дал мне сроку три дня, чтобы эту штучку отыскать. Если найду, обещал наградить, а не найду — наказать. Так что… ты уж принеси ее, сделай милость, а я всю награду тебе отдам. Мне-то она не очень и нужна, а у тебя младшие, небось, опять изо всех одежек повырастали? Зима ведь скоро! И лошадь новую вы давно купить собираетесь…

— Ох, и верно… — вздохнула матушка.

Я знала, чем ее пронять: братья и сестры мои и впрямь росли, как сорная трава, и денег в доме вечно не хватало, и то — такую ораву одеть, обуть, накормить, в учение пристроить!

— Сегодня уж не успею обернуться, — добавила она, — мне еще скотину надо обиходить, да по дому дел выше крыши… Завтра с утра непременно принесу, а ты уж постарайся, дочка, чтобы тот господин хорошенько заплатил. А то они, господа эти, обещать горазды, а как до дела дойдет, так живо в кусты!

Она явно намекала на моего отца, которого так и не позабыла за столько лет: говорила, только на меня взглянет, а он уж перед глазами стоит — статный красавец, только подмигнет, а у глупых девиц уж сердце колотится и коленки подгибаются! Вот и подогнулись… Только замуж выйти за него не удалось, я уж рассказывала.

Я заверила ее, что сделаю все как надо, проводила до ворот, а сама отправилась искать алия. Дело шло к вечеру, скоро господа снова примутся веселиться, и в этой кутерьме отыскать его великолепие будет затруднительно.

Мне повезло: алий обнаружился на одной из галерей замка, выходящих в парк. Вид у него был одновременно неприступный и невыносимо скучающий. Наши придворные прелестницы — уж я-то видела! — извелись, не зная, как подступиться к гостю, который на них и не глядел.

Мне что, я не придворная дама, разводить всякие реверансы мне не с руки, поэтому я просто подошла потихоньку и окликнула:

— Господин Ирранкэ…

— А, это ты. — Алий смерил меня ледяным взглядом своих невозможных глаз. — Удалось что-то узнать?

— Да, господин Ирранкэ, — ответила я спокойно. — Я нашла человека, присвоившего эту вашу вещь.

Говоря это, я искренне надеялась, что матушка моя тогда унесла с собой не серебряную пудреницу и не золоченую шпильку для волос.

— И где же она? — Голос у алия был по-прежнему спокойным, но я видела — он весь подобрался, как охотничья собака, почуявшая дичь, и чуть не дрожал от нетерпения.

— Дело в том, господин Ирранкэ, — сказала я, — что человек этот задаром расставаться с вашей вещью не желает. Он обещал принести ее завтра поутру, но взамен рассчитывает получить вознаграждение.

— Ясно, — неожиданно улыбнулся алий. Улыбка его совершенно не красила, скорее даже наоборот. — Сколько?

— Он надеется на вашу щедрость, господин Ирранкэ, — дипломатично ответила я.