Имаго - Юрий Никитин Страница 5

То ли заслышав наши голоса, то ли увидев нас в глазокразмером с блюдце, вышел прямо в трениках и с голым пузом Бабурин. Огромногороста, кругломордый, румяный, с малость отвисающим брюшком, жизнерадостный,будто выучил наизусть Дэйла Карнеги, хотя вряд ли за всю жизнь прочел что-токроме футбольных афиш. От него пахло воблой и свежим пивом.

Он уловил последние слова Майданова, сказал живо:

– Ха, клево сказано! Самый рулез форева. Сейчас, яслышал, учебники по истории в который раз переписывают. Американцы настояли…Чтоб, значитца, все в духе их американских общечеловеческих ценностей. А че,правильно делают! Я вон сам считаю, надо убрать из учебников много всякой хернии всяких придурков. В первую очередь этого… как его… ага, Буббу!.. или Будду,как его там?

Майданов удивился:

– Будду? А его за что?

– А что адиёт, – ответил Бабуринбезапелляционно. – Я знаю, что эти сволочи пишут в этих, мать их запереднюю ногу, учебниках! Этот же Буба смущал народ!.. За что таких в историю?Таких из истории надо в шею! Да и отовсюду в шею!

Лютовой оказался сообразительнее интеллигента, перепросил:

– Это по поводу его царства?

– Ну дык, – ответил Бабурин. – Ну не адиётли? Отказался от трона, ушел, видите ли, цаца, – в леса! Накурился,видать, у них это давно. Но не околел, здоровый, видать, лось. Через десятоклет вынесло его из джунглей с какой-то придуманной религией… Насчет жуков,которых низзя топтать!.. Он же сумасшедший, его в психушку, а не на памятникисверху!.. И еще надо убрать отовсюду этого талиба Иисуса Христа!

Майданов переспросил ошарашенно:

– Та… талиба?

Лютовой молча хохотал во все горло. Бабурин сказал уверенно:

– Ну да!.. А че, не талиб? А хто – ваххабит?.. Всеравно убрать, он, как и Бубба, тоже начал учить жить… ха-ха, а сам… вы неповерите… ха-ха!.. я сам недавно узнал, так чуть со смеху не кончилси! Он былвсего лишь сыном плотника! Вообще безработным, бездомным бомжем, мать его запереднюю ногу, побирушкой!.. Он должен был сперва стать плотником высокогоразряда, скопить денег, нанять бригаду, разбогатеть, а потом, на старости лет,уже и проповедовал бы. Да не о душе, это дело темное, а о том, как разбогатеть,будучи сыном плотника.

Лютовой кивнул, сказал Майданову самым серьезным тоном:

– Вы правы, Андрей Палиевич! Вот и Евгений говорит тоже самое. Мол, вообще надо убрать из учебников всяких ганди, сцевол,матросовых, брун и прочих-прочих, смущающих юные умы и отвращающих отпостоянного зарабатывания денег. Вообще установить одно непреложное правило,которое никто не смеет оспаривать: кто богаче – тот и прав. Во всем.

Бабурин расплылся в широкой улыбке.

– Во, в самую точку!.. Что, значитца, высшееобразование! Сказал, как припечатал. Майданов, дай я тя, хвостом по переднейголове, поцелую!..

Лютовой закончил с подъемом:

– И только тот строй хорош, который дает возможностьзарабатывать много денег! Верно, Женя? Вот видишь, верно!.. Да и вы только чтоэто говорили, Андрей Палиевич. И хрен с этими эфемерными понятиями, как честь,совесть, достоинство – их нельзя пощупать, зато баксы хрустят в пальцах, на нихможно купить много кока-колы, сникерсов, дешевых женщин, вкусной и жирнойеды!.. А потом таблетки для похудания… Поздравляю вас, Андрей Палиевич! У васпоявился союзник. Как раз такой, которого вы… наверное, подсознательно желаете.Или ждете.

Я уловил едва заметный запах ухи. Отец, не дождавшись чада,может выйти и дать чертей; я виновато улыбнулся всем троим и с пустым ведромметнулся к своей двери.

Даже прихожая заполнена густыми ароматными запахами. Отецрыбачит возле дачи, страшно горд любым уловом, выписывает журналы порыболовству, в его доме полно всяких удочек, висят мотки лески, всюду развешаныкрючки и блестящие рыбки из жести.

Сейчас он расхаживал, заложив руки за спину, по комнате,одобрительно рассматривал стеллажи от стены и до стены, забитые книгами. В еговремя, как он любил говаривать, книг в доме должно было быть больше, книги былидругие, книги были лучше.

– Ну и что нового? – спросил он, не поворачиваясь.

– Стены в подъезде покрасили, – сообщил я.

– Это я видел, – буркнул он. – Завтра сновараспишут, загадят… Пока не начнут таких расстреливать, толку не будет. А как утебя?

– С работой все в порядке, – ответил я. –Счета за квартиру оплачиваю в срок.

– Женщины?

– Женщины? – переспросил я.

– Да, женщины. Что-то у тебя с ними странное…

А в самом деле, подумал я. Слишком уж эта жизнь как-топроходит мимо меня. Иногда, правда, как и многие другие, замечаю, что вместоуже примелькавшейся брюнетки на кухне хозяйничает блондинка. А между ними вродебы мелькнула и пепельная с изумительными бедрами. Как-то за делом не замечаешь,что в квартире эти существа меняются, мельтешат, что-то требуют, на чем-тонастаивают. С одними даже регистрируешь отношения, потом они куда-то исчезают,а ты внезапно замечаешь, да и то не сразу, что в квартире убирается другаяженщина. Или же замечаешь, что это другая, потому, что не в той позе спит,закидывает на тебя ногу или начинает стягивать одеяло.

Впрочем, как-то не по-мужски обращать внимание на такиемелочи, ведь в основе эти существа все одинаковы. Разные основы возможны вдругих областях, будь это наука, искусство, религия, а женщины все вышли из-пододного штампа. Они все разные только по одежке да прическам, даже худеют поодним и тем же методикам…

– Видел одну, – признался я, – всего паруминут… а до сих пор перед глазами!

– Ого, – сказал отец довольно, – взрослеешь!

– Где там, – отмахнулся я. – Так я вел себятолько в четырнадцать лет.

– Это второе взросление, – объяснил отец. –Первое, когда теряешь детские иллюзии и начинаешь думать, что все женщиныодинаковы, второе, когда понимаешь, что из этого всего есть исключения. Ктоона?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Мы встретились в туалете пивного бара.

Он отшатнулся.

– В ту… туалете?

– Ну да, чего особенного?

– Тьфу! Ты имеешь в виду, в этих… совмещенных?

– Совместных, – поправил я. – Хотя даже вэтом слове есть некая дискриминация, верно?.. Просто в туалете. Мы перекинулисьпарой слов… я не знаю, что в ней, но что-то во мне самом нарушилось.

Отец откинулся на спинку кресла и смотрел на меня с ужасом иотвращением.

– Это что же… теперь можно знакомиться даже в туалете?Даже не просто случайное знакомство, а… серьезное? И, сидя на унитазе,возвышенно рассуждать о балете, музыке, высоком искусстве?