Проклятие Аримана. Ученик - Евгений Малинин Страница 5

Утро было чудесное. Солнце только показалось над горизонтом, чистое и высокое небо дышало прохладой. Ни туман, ни облака не застилали его чистой сапфировой синевы. Ночная тоска растаяла без следа, но в груди было как-то пусто и тревожно. Виселица тоже опустела. Обрывки веревок сиротливо покачивались под утренним ветерком.

Леди рядом не было. «Ну вот, – подумал я, – все разбежались от несчастного пришлеца. Где моя зверская магия? Ну держитесь, щас буду колдовать!»

Судя по внутреннему состоянию, я все-таки пришел в себя. Теперь нужно решить, что делать дальше. Программа максимум – искать магистра. Программа минимум – позавтракать.

И как бы в ответ на мои мысли до меня донеслось:

– Завтра-кать, завтракать…

В траве яркой денежкой замелькала золотая шкурка. Я опустился на одно колено и протянул к земле руку. Леди быстро скользнула мне на плечо.

– Пошли. Надо привести тебя в порядок и позавтракать.

Меня развернуло на месте и мои ноги пришли в движение. Поскольку ногами управлял явно не я, мое тело раскачивалось и едва не падало. Я сразу вспомнил уходивших висельников, и мне стало жутко.

– Стой! – заорал я.

Мои ноги остановились, и я едва не грохнулся носом в траву.

– У тебя здесь остались неоконченные дела?

– Да! Во-первых, надо собрать личные вещи! Во-вторых, если ты сообщишь, куда мы направляемся, я смогу переставлять свои ноги сам!

– Гм, пожалуй, ты прав.

Меня сразу же отпустило, и от неожиданности я сел.

– Ну что ты! Зарядкой решил заняться. Первое упражнение – приседания. И раз, и два.

Меня подкинуло вверх, и я выпрямился.

– Ты так и будешь меня таскать? – уже спокойнее спросил я.

– Дела надо делать поутру. Торопись.

«Тоже мне, Винни-Пух», – мелькнуло у меня в голове.

– Кто такой Винни-Пух?

– Читать чужие мысли некрасиво. Воспитанные леди так не поступают.

– Так ты не вслух говоришь. Как же мне отличить, когда ты говоришь, а когда думаешь.

– Ты хочешь сказать, что мои мысли будут слышать все?

– Раз слышу я, скорее всего услышат и другие.

Надо было срочно придумывать какой-нибудь блок или фильтр. Я усмехнулся и, вспомнив старый роман Беляева, представил у себя на голове клетку нашего офисного попугая, от которой тянулся провод, волочившийся по земле. Видение было настолько яркое, что я машинально пощупал голову. Колтун из волос и крови засох окончательно, но раны я не почувствовал. Неужели голова уже зажила? За одну-то ночь.

– Что замолчал? Расскажи, кто такой Винни-Пух.

– Винни-Пух – это такой зверь, медведь, у которого голова набита опилками. Он сказал: кто ходит в гости поутру, тот поступает мудро.

– Видимо, у вас очень мудрый мир, если зверь с набитой опилками головой изрекает такие мысли.

Тут я расхохотался.

– Нет. Это не живой зверь. Это главный герой одной повести. Для детей.

– Повесть для детей? Это что, сказка, которую рассказывает бабушка?

– Нет. Это книга, которую написал один англичанин. Или американец.

– Книга для детей?! Это невозможно! Книга – это высшая магия! Дети с ней справиться не могут!

Я подумал, что она, пожалуй, права в оценке книг. И дети действительно не всегда могут с этой высшей магией справиться. Тогда либо книга с ними расправляется, либо дети перестают читать. Но вслух я глубокомысленно произнес:

– Знаешь, мне кажется, в области искусства наши миры очень отличны. Договоримся, что мы говорим друг другу правду, какой бы невероятной она нам ни казалась.

Пока мы так переговаривались, я подобрал с земли ярко-желтый пояс из толстой кожи, на котором с обеих сторон висели ножны, и повязал его. В ножны я вставил меч и кинжал, предварительно очистив клинки травой. Оружие привлекло меня. На серебристой стали меча русской затейливой вязью было выписано слово «Поющий», а вороненый, иссиня-черный, клинок кинжала украшали серебристые буквы, складывавшиеся в слово «Молчащий». Шершавые и странно теплые рукояти удобно ложились в ладонь, полностью сливаясь с рукой и становясь ее естественным продолжением. Разрубленный шлем я брать не стал, зато валявшийся в канаве кусок вишневого бархата оказался шикарным плащом на алой шелковой подкладке, и я накинул его на плечи, побеспокоив Леди. Пряжка с рубином на правом плече ей очень понравилась. Она заявила, что рубин идет к ее глазам. Оглядевшись кругом, я сообщил, что к походу готов.

– Ну что ж, тогда двигаем в сторону леса, – почти пропела Леди, – и посмотрим, насколько ты скор на ногу.

Я всегда считал себя неплохим ходоком и привычно зашагал – два шага в секунду.

Идти было легко. Низкая трава мягко пружинила под ногами. Одежда, несмотря на всю ее несуразность, была очень удобной и не стесняла движения. Только плащ был, пожалуй, длинноват и иногда цеплялся за задранные шпоры. Как ни странно, даже перевязь легла удобно, и ни меч, ни кинжал не мешались и в то же время были как бы под рукой. Левая рука привычно лежала на рукояти меча, отводя его назад и в сторону. Правая по-прежнему в перчатке коротко отмахивала в такт ходьбе. Скоро мы вошли в лес.

Леди в это время рассказывала:

– Когда ты заснул… Ну и здоров же ты спать. Это ж надо, только попал в чужой мир – и сразу дрыхнуть!.. Так вот, когда ты заснул, я направилась домой к отцу и упросила его отпустить меня с тобой. Он поверил в то, что я ему о тебе рассказала, только когда сам тебя увидел. Он сказал, что таким рыжим надо помогать и не надо мешать. Так что я смогу тебя проводить до магистра. Это колоссальное приключение – странствие золотой Леди с Рыжим Пришлецом. Прямо эпическая сага.

– Подожди. Ты что, приводила все свое семейство поглазеть на несчастного, всеми гонимого пришлеца, которого завтра, возможно, будут палить неведомым мне синим пламенем? И потом, почему вы решили, что я рыжий. Вы что, в темноте не разглядели мой колер?

– Т-т-т! Несчастный, гонимый… рыжий громила со страшным мечом! Я не удивлюсь, если ты завтра, вместо того чтобы гореть синим пламенем, учинишь зверскую войну. Колер его перепутали. Посмотри на себя. Таких-то рыжих выпускают в единственном экземпляре, – и вдруг тихо и задумчиво добавила: – Рыжие – самые сильные маги. И самые коварные.

Тут же, уставив свои рубиновые глаза мне в лицо, она грозно поинтересовалась:

– А что-то ты стал таким молчаливым? За последние десять минут ни одной дурацкой мысли?

На самом деле различных мыслей и соображений в моей голове было пруд пруди. Особенно о том, что я никогда не был рыжим и не мог себя таким даже представить. Но получалось так, что Леди перестала их слышать или я перестал их транслировать. И тут я вспомнил, как поставил на своей голове попугайскую клетку.