Городские ведьмы - Юлия Перевозчикова Страница 5

– Да, Валя, спит. Что-нибудь срочное? Разбудить?

– Нет, Танюша, напомни ему, пожалуйста, что у него студия в двенадцать. Пусть обязательно побреется. У вас есть бритва? Я могу привезти, я на колесах.

Перспектива начать день с визита Вали показалась Тане далеко не радужной.

– Спасибо, Валечка, не надо. В этом доме часто ночуют мужчины, поэтому у меня все есть. И «Жилетт», и пенка для бритья, и лосьон, и хорошая туалетная вода. Тебе не стоит беспокоиться.

– Я надеюсь. – В голосе Вали прозвучали знакомые ядовитые нотки.

– Ну и хорошо, тогда пока. – Таня положила трубку и включила определитель номера.

Валечка еще будет звонить, и не раз – до тех пор, пока Глеб не включит мобильник и не рыкнет на нее. Тогда все успокоится. Телефон зазвонил опять. Таня бросила взгляд на определитель: если Валечка – трубку брать не станет, пока не проснется Глеб. А Глеба будить не хотелось: во-первых, было еще рано, а во-вторых, хотелось побыть одной, подумать. Определитель высветил незнакомый номер. Таня взяла трубку. Взволнованный женский голос спросил:

– Здравствуйте, а можно Татьяну?

– Я вас слушаю.

– Татьяна, мне ваш номер дала Ирина Николаевна, мать Толика, ну помните, который…

Мать наркомана. Так. Таня почувствовала, как внутри все привычно напряглось. Голос стал жестким.

– Вы знаете, что я могу помочь не всем?

– Да. – Голос в трубке дрогнул.

– Вы готовы к тому, что я могу вам отказать?

– Да, я понимаю…

– И что, если я откажу, упрашивать меня бесполезно?

– Да, но…

– Увы, безо всяких но…

– Я понимаю.

– Хорошо. Но самое важное: вы готовы, если я соглашусь, сделать все так, как я скажу, в точности? До мелочей? Все члены вашей семьи?

– Да, мы готовы, мы так измучились, Верочка сама понимает, что погибает, она хочет…

– Хорошо, я попробую вам помочь. У вас должны быть наготове палатка и спальные мешки – если у меня получится, они вам понадобятся.

– Я все поняла. Когда нам подойти?

Таня заглянула в тетрадь записи клиентов.

– Сегодня в два. Записывайте адрес: переулок Гривцова, дом 8, квартира 24, вход с улицы. В подъезде домофон. Умеете пользоваться?

– Да, конечно, до свидания, значит в два.

Незнакомая женщина повесила трубку. После той истории, когда Таня проснулась в лесу, она случайно открыла в себе дар помогать больным наркоманией. Но не всем, а только тем, кто до или в момент рождения потерял кусочек души, с которым хотел соединиться. Таких немного, но после того, что делала Таня, они излечивались полностью. Не всем родителям, которым приходилось отказывать, удавалось объяснить, что делает она это не из каприза и не оттого, что ей мало предложили денег, а просто потому, что этому человеку она помочь не может. Не может, и все. Все люди, которые обращались к ней в последнее время, были или ее, или не ее. Не ее – это значит те, кому магия не нужна. Во всяком случае Танина. Может быть, им нужно было немного театра, немного психологии, а может быть, просто человеческое сочувствие, но не СИЛА. Раньше Таня это делала, но теперь после леса… Все изменилось. Но люди все равно шли и шли.

Принимала их Таня в маминой квартире на Сенной. Вот уже четыре года мама жила в Америке, где работала по контракту тренером по художественной гимнастике. Получила вид на жительство и возвращаться не собиралась. Звала к себе дочь и обожаемого внука. Гошка даже летал к ней пару раз на каникулы. Вообще-то мать не планировала никуда уезжать, но… Пять лет назад папа разбился на машине, и все переменилось. Тогда ее железная мать почти сломалась. Таня раньше не видела ее такой. Кира Георгиевна, как человек не склонный к депрессии, никогда не падала духом, не сдавалась, в ней было достаточно и упорства, и «спортивной» злости. Она охотно делилась ею с воспитанницами, стараясь сделать из них настоящих бойцов. И получалось – сплошь звездочки или просто «подающие надежды». А тут… даже не плакала, а просто гасла. Таня забрала ее к себе. И старалась надолго не оставлять одну.

– Ты понимаешь, Танька, оказывается, я без него не могу. Не могу.

Эти слова мать произнесла всего один раз и замолчала на месяц. Это все было настолько не похоже на прежнюю «железную Киру», что Татьяна бросила все, подкинула Гошу папе Валере, посадила мать в машину и повезла на Псковщину. Там, в Лукино, жила баба Зина, Зинаида Никифоровна, та, которая впервые указала Тане на Дар. Баба Зина отпоила маму травами и увела ее на три дня в лес, куда, Таня не знала. Тогда еще не знала.

Когда они вернулись, мать была уже другой. В ней еще льдинками стояло горе, но она разговаривала, даже шутила. Это была почти прежняя мать. Почти. Когда собирались домой, Зинаида Никифоровна отвела Таню в сторону:

– Уехать ей надо отсюда. Далеко, за море. Ты ей, Танечка, не препятствуй. Ей здесь места нет, у них с отцом твоим души сильно повязаны были. А к нему ей рано.

– Куда уехать-то, баба Зина? За какое море?

– Узнаешь, Танечка, скоро узнаешь. Зачем до срока суетиться? Если тебе это не открылось, значит, так и надо. Сама ведь понимаешь, не маленькая.

– Понимаю, баба Зина. Благодарю тебя.

– На здоровье, Танечка. Езжай осторожно, не гони.

Они уехали. А ровно через месяц бывшая мамина ученица, призер и чемпионка, дозвонилась до нее из-за океана и предложила поработать у нее в частной школе, где-то под Вашингтоном. Мать с радостью согласилась. Документы собрали быстро, и уже через четыре месяца после поездки на Псковщину Таня провожала мать в аэропорту. Как только открылись стеклянные двери и они вошли в здание аэровокзала, на Татьяну накатило ощущение, что с матерью все будет в порядке, и еще, что она увидится с ней еще один раз. Всего один. В отличие от Гошки, у которого линия жизни будет еще часто пересекаться с линией жизни бабушки. Там, в аэропорту, мать сказала странную вещь. Таня никогда не думала, что такой материалистке, как Кира Георгиевна, может прийти в голову нечто подобное.

– Таня, – сказала мама, глядя на нее каким-то совершенно незнакомым взглядом, – не могу это объяснить, хотя попытаюсь. Знаешь, никак не подбирались правильные слова, но сказать надо. Меня всегда это мучило… И вот я решилась, прости меня, дорогая, если скажу что-то не то и не так… Хотя мне кажется, ты меня все-таки поймешь. Дело в том, я никогда не могла привыкнуть к тому, что у меня есть дочь. Или нет, неправильно, не то – я не могла понять, как ты оказалась моей дочерью. Мне всегда казалось, буквально с тех самых пор, как в роддоме медсестра положила на колени кряхтящий сверток, что я произвела на свет что-то не совсем обычное, вроде как не от мира сего… Ты росла – девочка как девочка, а вот казалось всегда – вспорхнешь и улетишь… И я так и не пойму, была у меня дочь или нет…

– Это ты после леса так решила?