Маленькая желтая лампа - Алла Дымовская Страница 5

– И запустили. И разницы никакой не увидели. Может, конечно, добровольческие мозги и стали шевелиться вдвое быстрее, однако их собственное «Я» сколько воспринимало информации изнутри или извне, столько и оставило за собой. Все излишнее так и не выплыло на поверхность. Это, как если бы вашего домашнего квазиповара включили на банкетный режим, но за столом оказались лишь вы один. Все равно вы были бы в состоянии съесть единственный обед, а прочую пищу отправили бы за ненадобностью на помойку для переработки.

– Весьма образное сравнение. Ограниченность, инерция, энтропия мышления, называйте как хотите. Все-таки уважаемый гомо сапиенс ленив от природы и таковым останется во веки веков. И это к лучшему. Знаете ли, уважаемый коллега, я предан своей работе в области астрофизических знаний, как говорится, всей душой. Но вот дайте мне лишь повод побездельничать вволю, и уж я своего не упущу. После мне, разумеется, станет невыносимо стыдно, еще позднее даже тоскливо. И я со всем пылом вновь возьмусь за свою работу, иначе само мое существование потеряет смысл. Так будет продолжаться до следующего повода к ничегонеделанью. А затем все повторится сначала, – на этом месте Эстремадура мечтательно умолк, но скоро вернулся к своим рассуждениям. – Как только представлю – вместо того, чтобы в перерывах моей профессиональной деятельности смотреть пошлейшие каналы ц-панорамы и после громко ругать их с приятелями, пить, пардон, увеселительные напитки, морочить головы барышням или валяться на подушках, попросту глядя в потолок, я… бр-р-р! Вообразить муторно, я должен буду самосовершенствоваться в излечении соседских кошек, вдалбливать в голову правила классического стихосложения или, боже упаси, читать морали уличному хулиганью! Нет уж, это, милостивые государи, делайте без меня.

Эстремадура настолько вошел в раж под впечатлением от собственной речи, что слишком пылко ткнул пальцем в графическое изображение ускорения. Древний вездеход, не имевший контактных ограничителей, сразу же отреагировал на командное усилие. Машину рвануло вперед, и бедному доктору немедленно врезались под ребра страховочные ленты сиденья.

– Прошу прощения, увлекся. Со мной это бывает, – извинился гад-мучитель и звездочет Эстремадура, свободной рукой он потер левый бок, ему тоже досталось на пару синяков.

– Бросьте, это все пустяки. После вчерашней «отходной молитвы» мне уже ничего не страшно. Кроме верховного гнева Командора, конечно. Даже если бы осуществились мои опасения на ваш счет, уважаемый сеньор Рамон, – и тут Арсений, поймав на себе косой, недоуменный взгляд, счел за лучшее тактику откровенности. – Я, видите ли, ненароком заподозрил вас в интересе к моей персоне, то есть не лично ко мне, а к Э-модулярному психологу.

– Ха! Вы думали, мне нужны эдакие духовные помочи, чтобы передвигаться по жизни? Я всегда, милейший коллега, предпочитал стоять на своих ногах, пускай они безобразно кривые и производят на окружающих отталкивающее впечатление! – сеньор Рамон рассмеялся тем самым смехом, который в литературе назвали бы не иначе, как сатанински противоестественным, но Арсению понравилось.

– Стало быть, вы действительно утруждаете себя в качестве безвозмездного экскурсовода? Но не кажется ли вам подобная услужливость чрезмерной и жестокой по отношению к человеку, все еще отравленному э-э-э… скажем так, ароматами вчерашнего веселья?

– Вовсе не кажется. Если бы я не спас вас и не вывез на чудные лунные ландшафты, коих вы, по собственному вашему признанию, доселе не видели, то уж Командор нашел бы для вас поручение. И не столь приятное, поверьте! Предаваться естественному побуждению безделья вам бы не дали в любом случае. Но я, в свою очередь, не так и бескорыстен. Для меня ведь тоже могло найтись дело. А теперь мы с вами путешествуем с комфортом и плюс ведем поучительную беседу.

– К черту беседу! Лучше скажите толком, что это за адское место, в которое вы соизволили меня завезти? – Арсений теперь вовсю смотрел на экраны переднего и боковых видов, не отрывая взгляд, и было на что.

– Ах да! Разрешите представить! Перед вами – наш местный Гетисберг! Поле «последней битвы» между Востоком и Западом. Приобрел ли здесь нечто победивший и потерял ли проигравший, трудно анализировать. Ваша страна, доктор, поступила разумнее остальных, отказавшись участвовать на чьей-либо стороне. Однако поставляла оружие и тем и другим, – с некоторым осуждением произнес Эстремадура.

– Требование о блокаде Пекина звучало довольно неумно, – немедленно вступился за державу Арсений. – Если учесть, что мы единственные обладали тогда монополией на транспланетные перевозки. Иначе Западный Стратегический Союз выиграл бы компанию еще до ее начала. Или бы пришлось ввести двустороннюю блокаду; к тому же что это за война без оружия?

– Война без оружия – это отсутствие войны. Ваше государство предотвратило бы кровавый конфликт, разве не так? – уже гораздо более агрессивно спросил сеньор Рамон.

– Не так. Война бы все равно случилась, рано или поздно. Только впоследствии жертв бы вышло куда больше. Иногда лучше не мешать событиям идти своим чередом. Да и потом: свыше ста лет уже прошло с тех нелепых времен… Ого, ландшафт впечатляет! – Арсений вновь поочередно оглядел все три объемных экрана.

«Именно так, наверное, в незапамятные времена старый архаический пень Гесиод представлял себе битву гигантов с Зевсом», – неизвестно почему подумалось доктору Мадянову. Античную классику он почитал и любил, «Теогонию» же вообще ставил превыше иных произведений, даже гомеровских. Хотя ничего общего эти устрашающе сказочные груды разбитого вдребезги титанового хлама не имели и не могли иметь с дивными останками поверженных чудовищ на равнинах древнегреческой мифологической страны. Блестящие в отраженном свете далекой Земли, загадочного устройства агрегаты, летучие, ползучие, шагающие, действительно, будто пробитые молниями. Некоторые скрученные необычным образом, словно хлопотливая хозяйка выжимала мокрое белье, да так и покинула его, не доведя работу до конца. Человеческих скелетов или останков старинных термоскафандров нигде не было видно и не могло их быть. Все давно упокоены в огромной братской могиле близ кратера Циолковского. Но именно из-за явной недостачи вокруг следов людского присутствия картина последней битвы выглядела особенно впечатляюще фантастической. Как если бы страшные эти машины, удручающе громоздкие в своей древности, вели смертный бой исключительно между собой и по собственному почину, горя желанием закрепить превосходство над этой мертвой, враждебной для всякой жизни и чуждой лунной пустыней. И человек, получалось, был здесь ни при чем. Мертвое к мертвому – звучало, словно закон. Ничего тут не выйдет хорошего или поучительного, напыщенный мемориал людской глупости.

– Совсем нет пыли. Будто вчера еще весь этот металлический мусор громил и уничтожал друг дружку, – указал Арсений на невозможно сверкающие и отлично сохранившиеся части конструкций.

– С чего бы ей быть! Каждую неделю отдельный отряд уборщиков приводит наш Гетисберг в надлежащий вид. Иначе здесь давным-давно ничегошеньки бы не уцелело, – пояснил сеньор Рамон, с сильным недоумением обернулся к Арсению: как это ему неизвестна столь простая вещь?