Смертник - Владимир Махов Страница 5

В четырнадцать лет на городских соревнованиях среди юношей Красавчику сломали нос. Травма явилась не основным украшением, а скорее дополнением к уже имеющимся. Еще лет в десять, проверяя на прочность строительные леса дома, подготовленного для ремонта, он сорвался. Железные прутья, торчавшие из куска арматуры, отслужившего свой срок, запросто могли снести полчерепа. Однако Красавчику повезло – ему лишь слегка задело лоб. Зажимая рукой рваную рану, чтобы окончательно не испачкать кровью недавно купленные штаны, он побежал домой. Швы накладывал настоящий мясник в районном травмпункте. С тех пор остался шрам, пересекающий левую половину лба. Он начинался над бровью и заканчивался у глаза, чуть подтягивая вверх внешний край. Малознакомые люди не раз вменяли ему в вину иронично поднятую бровь.

Таких замечаний стало на порядок меньше, когда вдруг выяснилось, что бокс не только придает уверенность в своих силах, но и имеет еще одну особенность. Когда в опасных ситуациях от обиды начисто сносило крышу, именно боксерские навыки становились залогом того, что тренированное тело справится с защитой собственного достоинства и без рассудка. Иными словами, от обиды Красавчик поначалу впадал в некую прострацию. Вдруг оказывалось, что между потемнением в глазах и наступлением прояснения умещалось немало времени. Приходя в себя после приступа, Красавчик с удовлетворением отмечал, что у ног его лежат поверженные противники, размазывая по щекам кровавые сопли. При этом он не получил ни царапины.

С тех пор прошло много лет. Вспышки ярости остались позади, с крышей удалось подружиться. А потом, с годами находилось все меньше желающих упрекать его в ироническом отношении к действительности.

Пересечение границы, за которой лежала Зона, можно было сравнить с отходняком после наркоза. В какой-то мере. Однажды Красавчику удаляли аппендицит, и он помнил то состояние. Нет, не эйфории, а момент кратковременного просветления и внезапного осознания смысла жизни.

Так или иначе, Красавчик в деревню не свернул. Ему не хотелось растерять раньше времени чувство внутренней сосредоточенности.

Он – одиночка. Кто-то предпочитает ходить в Зону с напарником, кто-то – с группой. Как в сексе – у каждого свои предпочтения.

Чтобы избежать встречи со сталкерами, Красавчик миновал поворот на деревню, прошел бывшими огородами и спустился в канаву.

Во время весенних паводков по ее дну струилась вода. Сейчас, в разгар лета, здесь было сухо. С каждым годом подмытые водой стены рушились. Канава расширялась, грозя превратится в полноценный овраг. Красные от глины борта выступали выветренными пластами. Не так давно порода обрушилась, и по крепким еще выступам выбраться наверх не составило труда, прямо как по ступеням.

Красавчик долго шел по старой проселочной дороге. Она настолько заросла травой, что ничем не отличалась от обычной лесной тропы. По обеим сторонам тянулись полосы лесозаготовок. Древние пни проросли толстыми стволами, торчавшими в разные стороны, как иглы у морского ежа. Ядовитый мох скрыл от любопытных глаз свалки неизбежных отходов производства, так называемый некондит.

Вздувшиеся ковры то и дело перемежались пнями, получившими вторую жизнь, – зрелище совершенно отличное от обычных земных пейзажей.

Красавчик вздохнул с облегчением, когда уродливый лес сменился обычным. Во всяком случае, что-то внутри, взведенное до предела, медленно отпустило сжатую пружину.

Проселочная дорога не делала различий между тем лесом и этим. Она упрямо тянулась вперед. Красавчику с ней было не по пути. Он свернул направо. От редколесья брали начало бывшие колхозные поля. Сторонясь открытых мест, сталкер держался ближе к деревьям.

Неглубокий овраг, покрытый рыжей жесткой травой, заставил Красавчика остановиться на краю. Он придирчивым взглядом окинул открывшуюся местность и не нашел ничего лучшего, как спуститься в заболоченную низину, к ручью, давно потерявшему русло.

Обычный поход за артефактами не принес желаемого результата. В контейнере сиротливо покоилась пара кошачьих глаз – металлических кругов, в центре которых плавала капля воды, не удерживаемая ничем, да безразмерные кольца неизвестного сплава, сужающиеся и расширяющиеся по желанию заказчика. Ничего выдающегося. Все вместе тянет сотни на три баксов. Незачем было ради подобной чепухи в Зону ходить, больше потратил на экипировку.

Мысленно кляня себя за то, что продолжает идти в сторону Припяти, а не повернул на научно-исследовательскую базу «Аванпост», Красавчик долго шел вдоль обрыва, стараясь держаться кустарников, нависших над низиной. Любые аномалии, включая изнанку, были заметней на фоне растительности, пусть даже такой чахлой, как эта, чем на голой земле. Там и для комариной плеши раздолье. Она так и стремится разгуляться на свободе, выжимая все соки из израненной земли, как стакан из теста, приготовленного для пельменей.

Вот на этой приятной мысли – о том, что непременно заставит кого-нибудь наделать себе домашних пельменей, – Красавчик и остановился как вкопанный, глядя на то, что открылось ему после того, как он обогнул невысокий холм.

С первого взгляда сталкеру показалось, что это зрелище ничего приятного не сулит. Да и со второго впечатление не изменилось.

Осторожно ступая, чтобы шорох листвы или треск сбитых ветром сучьев раньше времени не известил о его присутствии, Красавчик затаился за невысоким кустарником. Камуфляж сливался с грязно-зеленой листвой, и сталкеру хотелось верить, что его неосмотрительный выход в полный рост остался незамеченным.

Слева, насколько хватало глаз, до самого горизонта тянулась выжженная, изуродованная последним выбросом земля – и с этим все более или менее было ясно.

С другой стороны, у подножья невысокого холма, ощетинившегося скальными выступами, лежала мертвая деревня. Исхоженная вдоль и поперек, она предстала в новом обличье. Пару десятков разрушенных домов, включая и хозяйственные постройки, получила в безраздельное господство аномалия, в просторечье ласково именуемая снежком.

В воздухе кружили мириады сверкающих блесток. Промерзшие насквозь деревенские срубы покрывал матово сиявший иней. С уцелевших крыш свисало что-то, отдаленно напоминающее сосульки, длинное, наводящее на мысль о холодном оружии. Острые штуковины почти касались земли. Черные провалы окон, давно лишившиеся стекол, дышали холодом. Прямо за белым покосившимся забором навеки застыл остов сенокосилки со сверкающими лезвиями. Тревожную тишину чужой зимы, вторгшейся в лето, нарушал звук далеких пока шагов.

Все было ясно. Однако Красавчик не спешил убирать в рюкзак армейский бинокль. В лицо пахнуло морозным воздухом. Звук шагов – единственный в царившем безмолвии – то приближался, то удалялся. Значит, главный босс аномалии находится где-то поблизости. У кого еще из живых тварей, да и неживых тоже, достанет способностей разгуливать по промороженной насквозь деревне?

Четыре трупа – сколько их пряталось за домами, так и осталось неизвестным, но этих Красавчик хорошо разглядел. Вернее сказать, то, что от них сохранилось. Жалкие останки, покрытые хрустким одеялом инея. По всей видимости, аномалия застала сталкеров врасплох. Сидели себе парни у костра, сон одолел, а проснуться так и не смогли. Трое так и не поднялись с земли, а один боролся за свою жизнь до конца. В прямом смысле – половина ноги в ботинке, как остаток разрушенного памятника, вросла в белую землю. Тело, лишенное ног и головы, с выставленной вперед шеей, где еще виднелись белые мумифицированные ткани, повисло на заборе как убедительный знак того, что хозяин снежка где-то рядом.