Пираты. Книга 4. Охота на дельфина - Игорь Пронин Страница 5

Эту историю аббат слышал уже раз десять. Больше всего его удивляло, как ирландец исхитряется ее вывернуть. В сущности, все было просто: в море пирату посчастливилось встретить одинокое торговое судно. На предложение остановиться и сдаться под гарантию сохранения жизни всем на борту, сделанное по всем правилам пиратской куртуазности, голландец ответил своеобразно — спустил часть парусов и развернулся бортом. Едва преследователи поняли, что это означает, как последовал первый залп. И удача изменила О’Лири: ядра торговца случайно сбили бизань-мачту, которая повалилась на грот и запутала такелаж. Потерявший управление пират и думать забыл о добыче, позволяя голландцам следовать дальше. Но те зашли сбоку и, пользуясь суматохой, дали второй залп, который изрешетил борт возле самой воды. После этого торговец отправился по своим делам, наверное, не сообразив, что корабль морских разбойников обречен. Оставив судно, горе-пираты три дня добирались до суши на двух шлюпках. Аббату было совершенно ясно, что капитану просто-напросто не повезло. Но ирландец рассуждал иначе. Он считал, что голландцы могли перебить их всех, но не догадались сделать этого, а значит, удача была на его стороне. Кроме того, не успели пираты вытащить шлюпки на берег, как из-за мыса вышли два военных корабля. Получасом раньше, и песенка О’Лири, разыскиваемого пятью государствами, была бы спета! Но удача опять была с ним. И это аббат еще принял бы легко, но его просто выводило из себя простодушие слушателей. Где бы ни рассказывал Джеймс историю своей неудачи — везде его славили и пили за капитанское счастье. Впрочем, аббат считал себя человеком циничным и потому не только никогда не спорил, но еще и нанял пирата на службу. Человек, который даже катастрофу превращает в удачу, пусть только и на словах, должен чего-то стоить в Вест-Индии.

— Что ж, не хотите — как хотите, Диего! — ирландец чуть ускорил шаг. — Считайте, что я хотел проверить, что вы за аббат. И знаете, никакой вы не аббат, амиго.

— Я был аббатом, — мрачно сказал арагонец. — Недолго, но был, и впредь мне не хотелось бы, чтобы вы подвергали мои слова сомнению. Я к этому не привык.

— Точно ли? — Джеймс не обратил на серьезность тона аббата ни малейшего внимания. — Вы слишком молоды для такого сана, Диего. Вам, я думаю, и тридцати еще нет. То есть в Вест-Индии, имея удачу, вы могли бы уже и папой римским стать, простите мне такое святотатство. Но там, в Европе… Не буду спорить с вами, но уж позвольте мне вам не верить. Вот когда вы упомянули вскользь, что вас разыскивает сама святая инквизиция, я вам сразу поверил. Это для такого человека, как вы, в порядке вещей.

— Такого человека, как я?

— Ну да, — беззаботно кивнул молодой капитан. — Прибыл под чужим именем, сразу пошел искать парней поотчаяннее, деньги имеете, и явно не от богатых родителей… Я не первого такого встречаю. И мне все равно, как на самом деле вас зовут, каким вы там были «аббатом», все равно! Меня интересует наше с вами общее будущее, а на прошлое наплевать.

Аббат подавил вздох. Для разговора с О’Лири он придумал себе целую историю, как раз такую, чтобы романтичный и циничный одновременно, но не слишком умный преступник в нее поверил и увлекся. Лишь два пункта этой истории соответствовали действительности: он и правда несколько месяцев был аббатом, и его действительно звали Диего Алонсо. Если быть точнее: Алонсо-Галеано, но вторую часть своей фамилии арагонец предпочитал пока не разглашать — Гавана близко, а там могут слишком много знать о его противоречиях с испанскими законами. А вот сказка о преследованиях святой инквизицией была выдумана специально для Джеймса, на ходу. Тот, как выяснилось в разговоре, отрекся от католицизма и терпеть не мог все с ним связанное, даром что ирландец. Впрочем, в быту Джеймс богоборчеством не занимался, предпочитая пить, якшаться с портовыми девками и время от времени богохульствовать, что никак не выделяло его из среды берегового братства, как они себя именовали.

Вскоре спутники вошли в таверну мадмуазель Монморанси. По случаю раннего времени здесь было немноголюдно, лишь несколько подозрительного вида сеньоров проводили свою сиесту, потягивая что-то из стаканов. Но в дальнем конце большой залы, в тени, собралась компания примерно из десятка человек. Здесь в моде были надвинутые на глаза шляпы, а беспокойные руки во время тихого разговора нет-нет, да и ложились на рукояти ножей и пистолетов. Сеньоры со стаканами поглядывали в угол искоса и, кажется, были готовы покинуть заведение при первых признаках назревающей драки.

Войдя, Джеймс сделал небрежный жест однорукому мулату за стойкой, который молча кивнул. Словно о чем-то вспомнив вдруг, ирландец через плечо указал на следовавшего за ним Диего, дождался еще одного кивка и небрежной походкой направился к столу с головорезами. Алонсо, с сомнением оглянувшись на доставшего какую-то бутылку мулата, последовал за ним.

Ожидавшие их люди представляли, можно сказать, сливки берегового братства. Конечно, это была лишь крохотная часть того легиона отчаянных голов и окровавленных рук, который и создал печальную славу Карибскому морю, но сюда пришли все, кого О’Лири сумел отыскать неподалеку от Санта-Лючии. Между собой многие из них не ладили по прошлым делам, зато капитан мог поклясться — здесь нет ни одного человека, бесполезного в море. Они умели не только лихо орудовать абордажными саблями. Харли по прозвищу Кнут, например, был лучшим боцманом, которого можно было найти по эту сторону морской глади, — остальные скучали на дне. А про Луиса Дикобраза любой капитан Вест-Индии сказал бы: «С таким штурманом можно хоть в Китай плыть, даже по игральным картам проложит курс!» И все они оказались здесь благодаря сонному затишью, которое неизбежно время от времени поражает острова.

— Вот и я! — шутливо раскланялся Джеймс. — А со мной — сеньор Диего Алонсо по прозвищу Аббат. Сеньор прибыл из самого Арагона с кошелем и большими планами!

— Мы высматриваем твою веснушчатую рожу уже битый час, Джеймс! — проворчал Дикобраз. — Ты звал, тебе и платить за выпивку. Ну, или твоему усатому приятелю.

Диего постарался не показать смущения и злости. Он, конечно же, был здесь не единственным, кто носил усы, но его усы выглядели истинно щегольскими, изящно подкрученными по последней мадридской моде. Все, что ему оставалось, — приосаниться и положить руку на эфес.

— Заплатим! — пообещал Джеймс и придвинул к столу тяжелый табурет. — Садитесь и вы, Диего. Я удивлюсь, если наше дело придется долго обсуждать, но здесь есть любители потрепать языком.

— Спешить пока некуда, — осторожно заметил аббат, присаживаясь.

— А жаль! — пробасил из-за спин товарищей Тихий Томазо, прекрасно разбиравшийся и в канатах, и в удавках. — Я бы с удовольствием куда-нибудь поспешил. И я надеюсь, вы двое мне скажете куда.

— Я же говорил: им не терпится, им скучно! — Ирландец обернулся к Диего. — И еще нечем платить за выпивку, а сердить мадмуазель Монморанси никто не хочет. Да мы можем вообще ни о чем не говорить, а просто записать их в команду! Что думаете о таком плане, Диего?

— Эй, эй! — перебил его Харли Кнут. — Погоди-ка. Мы, может быть, и находимся в затруднительном положении, но и у собак кости пока не отнимаем. Я уж не говорю о том, что, пока мы не проголосовали, ты нам не капитан. Давай-ка, О’Лири, расскажи нам о своем деле, а мы послушаем.