Орфей и Ника - Андрей Валентинов Страница 5

– Прошу вас, Николай Андреевич. Надеюсь, вы разберетесь, что к чему. Не обессудьте, у нас темно…

– Бастует электростанция? Голос товарища Иванова был все тем же доброжелательным и спокойным. А вот тот, второй, кого он назвал Николаем Андреевичем, явно волновался – впрочем, волнение было хорошо скрыто: голос неизвестного звучал твердо и почти весело.

– Бастуют? – послышался смех. – Нет, думаю, товарищ Каганович не допустит подобного форс-мажора. Так, по-моему, спокойнее. Даже если кто-то монтировал подслушивающее устройство, без электричества оно не сработает… Ну да это мелочи. Знаете, мы с вами давно не виделись, Николай Андреевич!

– Шесть лет.

На этот раз голос прозвучал без тени юмора – холодно и даже недружелюбно. Впрочем, товарищ ИВАНОВ, похоже, не заметил.

– Неужели так много? Ну да, конечно, тогда у нас с вами состоялся не очень приятный разговор по поводу товарища… Впрочем, дело давнее, бог с ним. Увы, наша нынешняя беседа тоже не обещает быть легкой. Трудный вы человек, Николай Андреевич…

– Неужели?

На этот раз в голосе была ирония, но Сергей Явствовал, что собеседник Иванова еле сдерживает себя. Но теперь это было не волнение, а гнев, даже ярость.

– Да, вы трудный человек. Сотрудники нарко-1 жалуются, никому спуску не даете… Кого-то домой не отпустили по случаю именин… Нельзя так с кадрами, Николай Андреевич! Кадры требуют бережного к себе отношения, они – наш золотой фонд…

– Зачем вы расстреляли Рютина? Вопрос был настолько неожиданным, что Сергей невольно вздрогнул. Наступила тишина.

– А почему вы спрашиваете именно о Рютине? – Иванов заговорил по-прежнему мягко, словно речь шла о какой-то житейской мелочи. – Почему вы не спросите о Зиновьеве, о Ягоде, о Тухачевском или хотя бы о вашем дружке Бухарине?

– Потому что вы дали слово. Здесь, в этом кабинете. Шесть лет назад.

– Ах вот оно что!

Вновь наступила тишина, и Сергей невольно поразился происходящему. Николай Андреевич предъявлял счет помощнику самого товарища Сталина – и за что! В то же время он, похоже, не арестован и даже не боится этого!

– Ну что ж, раз вы заговорили о Рютине… Я мог бы сослаться на тысячу причин, Николай Андреевич. Но назову главную – Рютин наш враг. За эти годы он не изменился и не собирался меняться. И мы не могли оставить его в живых. Впрочем, речь пойдет не о нем. Вы, кажется, решили обвинить меня в нарушении слова, Николай Андреевич? Я знаю, вы очень смелый человек. Но вы – очень неблагодарный человек. Я расстрелял мерзавца Рютина, но спас кое-кого другого – вашего брата, например, его семью. И немало ваших друзей…

– А скольких не спасли?

Майору стало холодно – и это был не привычный холод, который мучил его уже четвертый месяц. Кто эти люди? Если Иванов действует от имени Сталина, то от чьего имени говорит Николай Андреевич? Друг Бухарина, заступающийся за заговорщиков и уклониста Рютина! Он что, самоубийца?

– Не надо, Николай Андреевич! – Тон Иванова оставался ровным и невозмутимым. – Мы не будем ВЕСТИ с вами общеполитическую дискуссию. Речь пойдет о другом. Начну издалека, хочу кое-что напомнить. Сразу же после окончания тринадцатого съезда состоялось секретное заседание ЦК. Причем на нем присутствовали лишь «старики», так называемых рабочих, принятых туда по совету покойного Вождя, как вы помните, не пригласили. Впрочем, вы там были, так же как и я…

– Что-то не припомню. Или вы были без капюшона?

Странно, Николай Андреевич, похоже, не боялся товарища Иванова. Сергей ощущал его страх, но бывший рютинец боялся чего-то другого, куда более для него опасного.

– Конечно, я был без капюшона! Итак, разговор начал Зиновьев, он ведь тогда лез в вожди! Этакий красный Галифе, герой Питера! Знаете, Николай Андреевич, когда его потащили на распыл, он держался несколько иначе. Ну да вы его уже тогда недолюбливали… Ну вот, товарищ Евсей, как вы помните, прочитал целый доклад, смысл которого заключался в том, что межпартийная борьба неизбежно приведет к Термидору, а следовательно, к гильотине. А значит, руководство партии уже сейчас должно позаботиться о создании надежного укрытия для партийных кадров. Если память мне не изменяет, идея всем неожиданно понравилась. Впрочем, если вспомнить тринадцатый съезд, то не так уж неожиданно…

– Не всем. – Похоже, Николай Андреевич усмехнулся. – Троцкий был против.

– Ну, что вы хотите от Иудушки? Он, видите ли, считал, что гильотина останется сухой. Этакий идеалист!.. Решение, как вам известно, было принято единогласно, но с важной поправкой. Напомните, Николай Андреевич, с какой?

Голос Иванова стал мягким, вкрадчивым, он словно заманивал собеседника, приглашая в заранее подготовленную ловушку.

– Поправка Сталина. Каждый, кто уходит в убежище, навсегда отказывается от всякой политической деятельности. Кроме того, права убежища лишаются по специальному решению Политбюро…

– – Совершенно верно. Но вы забыли пункт третий…

– Не забыл. Там было сказано, что Центральный Комитет не берет на себя обязательства защищать убежище от тайной полиции.

– Запомнили? Да, «тайная полиция» – прозвучало не очень удачно. Наш Феликс даже обиделся… Ну что ж, в таком случае я имею основание обвинить вас, как ответственного за убежище, в нарушении пункта первого поправки. Надеюсь, мне не надо объяснять суть дела?

– Отчего же? Объясните!

Голос Николая Андреевича звучал по-прежнему чуть иронично, но Сергей чувствовал, что тот весь напрягся. Похоже, он ждал этого вопроса с самого начала разговора и теперь собирался с силами, чтобы ответить.

– Ну к чему это, Николай Андреевич? Вы же прекрасно понимаете, о чем идет речь. К вам пришел посланец Семена Богораза, а вы, вместо того чтобы указать ему на дверь, свели его с этим… Чижиковым. Надеюсь, вы не собираетесь этого отрицать?

– Нет. Не собираюсь.

Голос не мог скрыть облегчения – невиданного, огромного. Услышанное, похоже, ничуть не взволновало странного гостя. Его беспокоило что-то другое, о чем Иванов не спросил; Выходит, Николай Андреевич нарушил пункт первый поправки не один раз! И данное нарушение – явно не из самых страшных…

– Что ж, отпираться вам действительно не имеет смысла. Сам Чижиков конспиратор опытный, но кое-кто из его присных излишне болтлив… Итак, вы нарушили условие, Николай Андреевич. Теперь я имею полное право сделать из этого соответствующие выводы…

– Попробуйте…

В комнате наступило молчание. Сергей пытался представить, что делают эти двое. Стоят, глядя друг другу в глаза? Или сидят с внешне равнодушным видом, может, даже улыбаются? Почему-то показалось, что оба они – и таинственный товарищ Иванов, и неуступчивый Николай Андреевич – не верят в серьезность угрозы. Похоже, это была лишь проба сил. Интересно, кто не выдержит и заговорит первым?

– Эх, Николай Андреевич… – Иванов вздохнул, и в голосе промелькнула нотка сочувствия. – Кого вы защищаете? Беглых крыс? Трусов, которые предпочли забиться в щель, оставив вас прикрывать их? Конечно, ваша система защиты надолго задержит ребят Ежова, но вы-то не успеете уйти! Ни вы, ни ваша семья. Я еще тогда не понимал, почему вы взяли на себя это поручение.