Дети динозавров - Кир Булычев Страница 5

– Мы прочли лекции в университете, нам выдали пилюли, и мы полетели на Стеговию. А по дороге Гай-до сообщил, что в этом секторе Галактики трудится наш друг Громозека, который сделал важные открытия. Вот мы и решили навестить вас.

– В образе Пушкина и его жены, – докончил Пашка. – Мы хотели вас повеселить.

– Все ясно, – сказал Громозека. – И я, честно говоря, испытываю большое облегчение.

– Почему?

– Потому что никто не будет просить моего разрешения искупаться в памятнике старины – изумрудной ванне.

– Разве нельзя? – печально спросила Алиса. – А я так об этом мечтала: вот прилечу к Громозеке и нырну в ванну!

– Алиса!

– Я шучу!

Все сели за стол, и за завтраком Алиса рассказала о несчастной судьбе планеты Стеговия. Археологи сочувствовали чудовищам, которым, видно, придется вымирать, и давали путешественникам различные, большей частью бесполезные советы.

– Неплохо, – сказал наконец Громозека, – если бы вам удалось вывезти со Стеговии каких-нибудь живых существ и переселить их на другую планету.

– На эту, на нашу! – воскликнул лохматый практикант. – Здесь все равно никто не живет.

– К сожалению, на планете никто не живет, потому что здесь нет воды и растительности. Когда-то местные жители настолько загадили эту планету, что сами вымерли, а планета до сих пор прийти в себя не может.

– Сюда динозавров везти нельзя, – согласилась Алиса.

– Но если понадобится помощь, – закончил Громозека, – сразу выходите с нами на связь.

– Спасибо, – сказала Алиса.

После завтрака археологи снова собирались на раскопки, а Пашка с Алисой решили улететь.

И в этот момент произошло событие, которое изменило судьбу спасательной экспедиции, да, можно сказать, и судьбу всей планеты Стеговия. Потому что махонький человечек Эмальчик, по профессии катастрофист, вдруг заявил:

– Я лечу с вами.

– Почему? – спросила Алиса.

Но никто не услышал ее вопроса, потому что среди археологов поднялось такое веселье, такая радость, что навес зашатался и рухнул. Все, кто сидел под ним, еле успели выскочить наружу. А когда пыль улеглась, Громозека, прочихавшись, заявил:

– Надеюсь, это последняя наша катастрофа.

– Ура! – закричали археологи.

А маленький рыжий Эмальчик, заплетая от волнения тонкие пальчики, признался Алисе:

– Я ничего не могу поделать. Я такой талантливый катастрофист!

Алиса не выдержала:

– Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит и чем опасен этот человек?

Громозека отечески положил на затылок катастрофиста тяжелый коготь и сказал:

– Наш друг Эмальчик в самом деле талантливый катастрофист. Он занимается стихийными бедствиями. Всеми и всяческими. Он эти катастрофы изучает, он их чувствует, он их, к сожалению, притягивает к себе, как громоотвод притягивает молнии. И вы сегодня были тому свидетелями. Стоило ему выйти из палатки, как хлынул ливень, стоило ему сказать, что он летит с вами, рухнул наш любимый навес, который не могли пошатнуть бури и землетрясения.

– А как вы это делаете? – спросила Алиса.

– Я сам не знаю, – ответил Эмальчик. – Катастрофы ко мне притягиваются, потом я их изучаю и ликвидирую. Я очень ценный специалист.

– Вам лучше оставаться на необитаемых планетах! – заметил Громозека.

– Зачем же тогда вам с нами лететь? – спросил Пашка, которому соседство катастрофиста совсем не понравилось.

– Но там, на Стеговии, разразилась настоящая катастрофа! – ответил Эмальчик. – Страшная, ужасная, неповторимая! Мне по плечу! Я должен ее увидеть!

– А вы не сделаете хуже? – спросила Алиса.

– А там, насколько я понял, хуже некуда, – ответил Эмальчик. – И, пожалуйста, не бойтесь меня. В обычной жизни я не так уж опасен. Я даже бываю полезен. Я прилетел сюда и сразу совершил такой обвал вон на той горе, что из-под него показался целый город! Разве не так?

– Так! – хором согласились археологи, и Алиса заподозрила, что они не совсем искренни. Уж очень спешили похвалить катастрофиста.

– Только обещайте не устраивать нам никаких катастроф, – попросила Алиса.

– Не бойся, – отозвался Гай-до, который стоял в отдалении, но, разумеется, все слышал, потому что у него был такой слух, что он слышал, как договариваются комары в соседнем лесу. – Если его катастрофы принесут вред моей Алисочке, то я его хоть в другой Галактике отыщу, со дна океана подниму и лично на него упаду. Такой катастрофы никто еще не видел!

– Вы этого не сделаете! – громко ответил Эмальчик, который, правда, немного струхнул. – Роботы не имеют права причинять людям зло. Даже если я нечаянно устрою катастрофу, меня может судить только человеческий суд.

– Не беспокойтесь, – откликнулся Гай-до, – я все могу. У меня на борту дети. А ради спасения и защиты детей корабль имеет право на любые действия. Смотрите Справочник спасательной службы, статья пятьсот шестьдесят семь, параграф три.

Катастрофист замолчал. Он неуверенно топтался на месте…

– Так вы летите с нами? – спросила Алиса. Она думала, что после таких угроз Эмальчик откажется.

Но ученый вздохнул и ответил:

– Придется мною пожертвовать. Но планета Стеговия настолько интересный объект с точки зрения катастрофизма, что я не могу отказаться от полета.

– Ну, тогда держись! – пригрозил кораблик.

Попрощавшись с археологами, которые не скрывали радости, что отделались от маленького катастрофиста, Алиса, Пашка и новый член экспедиции поднялись на борт Гай-до.

Громозека подошел к люку.

– Может быть, все же оставим его здесь? – спросил он.

– Ничего, справимся, – ответила Алиса.

– Я ведь могу принести пользу! – плачущим голосом откликнулся из корабля катастрофист. И тут же внутри Гай-до раздался глухой взрыв и белое облако вырвалось из люка.

– Огнетушители сюда! – приказал Громозека.

– Не надо, – откликнулась Алиса. – Ничего страшного.

– Это я немного виноват, – сказал изнутри Эмальчик. – Я нечаянно сел на пластиковый мешок с мукой. И он лопнул. Но ведь это не катастрофа?

– Для кого как, – ответил Гай-до. – Для меня катастрофа. Мне придется всего себя изнутри пылесосить. К тому же это предпоследний мешок муки, который я достал из трюма, чтобы испечь детям оладушки.

– Начинается, – вздохнул Громозека.

Люк закрылся, и Гай-до, набирая скорость, помчался к облакам.

Громозека долго смотрел ему вслед, и все его восемь глаз были печальны. В четырех из них блестели слезы.