Между сердцем и мечтой - Юлия Цыпленкова Страница 5

— Чем же наша дочь так полюбилась Двору? — спросила матушка, вернув меня вопросом обратно из дворца в отчий дом.

— Живостью нрава и озорством, конечно же, — ответил его сиятельство. — Признаться, Шанриз расшевелила даже такой неповоротливый старый пень, как я.

Он легко рассмеялся, чем удостоился изумленных взглядов баронов Тенерис, привыкших к строгости главы рода. А я, оставив графа изумлять моих родителей дальше, завертела головой в поисках сестрицы, по которой скучала более всего.

— Где же Амберли? — спросила я.

— Малышка Амбер сейчас на уроке танцев, — ответила матушка. — Не стоит ее отвлекать, дитя мое. Она вскоре предстанет перед гостями и должна будет показать себя в лучшем свете. Ваше сиятельство, — баронесса вернула внимание графу, — извольте пройти в гостиную. Что же мы, как какие-нибудь, дикари стоим на пороге?

— Простите, Элиен, — дядюшка склонил голову, — я не могу задержаться. На днях я навещу вас уже более обстоятельно, сегодня же меня отпустили проводить Шанриз, но мне уже пора возвращаться.

— Но у меня к вам разговор! — воскликнула матушка и поспешила к графу, готовому уже откланяться. Он задержался и ответил баронессе вопросительным взглядом. Она на мгновение замялась, но вскоре решилась и спросила: — Возможно ли вновь пригласить Его Величество? Быть может, если Шанни полюбилась Двору, государь не откажет нам в этой милости снова?

Дядюшка потер подбородок, после скосил на меня глаза и ответил неопределенно:

— Не могу ничего обещать, ваша милость. Государь нынче занят скопившимися делами, но я попытаюсь пригласить его. Впрочем, — он снова посмотрел на меня, — особо не ожидайте.

Понимая, что имеет в виду дядюшка, я ощутила укол вины, потому что причиной высочайшего отказа может послужить мое появление на празднике, на котором я не могу не присутствовать. А если и согласится, то не посчитает ли это моей капитуляцией? И я отрицательно покачала головой. Дядюшка едва заметно кивнул, и я устыдилась своего эгоизма, но ничего менять не стала.

— И всё ж таки попытайтесь, ваше сиятельство, — сказала старшая баронесса. — На будущем Амберли это может сказаться благоприятнейшим образом.

— Я же сказал, что подойду к государю с этой просьбой, а что уж он ответит… — граф развел руками и обернулся ко мне: — Шалите, дитя мое, шалите в свое удовольствие. Когда вы вернетесь во дворец, опять придется стать серьезной, а пока наслаждайтесь жизнью.

— Какое любопытное напутствие, — усмехнулся барон.

— Шанриз заслужила немного баловства, — ответил граф, а матушка проворчала:

— Оно и видно, ваше сиятельство, вы уже балуете ее милость, коль настаиваете на том, что мы всегда запрещали.

Дядюшка улыбнулся, после склонил голову, прощаясь, и покинул нас, а я вдруг ощутила пустоту, будто лишилась чего-то необходимого, что делало меня цельной. Понимала, что это всего лишь минута блажи, которая пройдет вскоре, и что я просто привыкла к тому, что его сиятельство всегда где-то рядом, но его уход искренне расстроил меня. Однако показать это родителям было бы верхом неблагодарности, и потому я обернулась к матушке с батюшкой и широко улыбнулась:

— Как же я скучала по вас, мои дорогие родители, — сказала я, и баронесса вновь завладела своей дочерью под тихое хмыканье барона.

Амберли появилась спустя час. Она вошла в гостиную, где мы сидели, и, охнув, поспешила было ко мне, но вдруг остановилась и с неожиданной светской вежливостью поздоровалась:

— Доброго дня, ваша милость. Отрадно видеть вас под отчим кровом. Мы все по вас сильно скучали.

— Я всегда гордилась манерами Амберли, — произнесла матушка. — И ее сдержанностью.

Я гордости не ощутила, только недоумение. Изломив бровь, произнесла:

— Вот как. Отрадно слышать, ваша милость. — И вдруг поймала себя на том, что невольно подражаю государю, избрав и его мимику, и слова, и их выражение.

Фыркнув, я поднялась со своего места и, извинившись перед родителями, попросила сестрицу уделить мне минуту внимания. После вывела ее из гостиной и утянула за собой в соседнюю комнату. И уже там возмутилась:

— Ты совсем без меня одичала от всех этих нравоучений. Это ли встреча сестер?

— Вы… — начала Амберли, но увидев, как я покривилась, исправилась: — Ты выглядишь совсем как великосветская дама, я растерялась. Все-таки ты жила при Дворе…

— И это повод не обнять меня? — строго вопросила я. — Тогда я напомню, каково это — сердить Шанни Тенерис, — и мои пальцы запорхали по ребрам воспитанной девицы.

Она привычно взвизгнула, и это звук показался мне сладчайшей музыкой на свете.

— Боги! Шанни! Ха-ха…

Я порывисто прижала к себе Амбер и призналась:

— Я ужасно соскучилась по тебе, сестрица.

— Я тоже, дорогая, — ответила она с улыбкой. — Без тебя в доме совсем тихо. Ужасная тоска. Твоя матушка даже поучала в два раза меньше обычного, а один раз рассказала мне про очередное злоключение девицы О, когда я плохо сделала реверанс. А мне она про О никогда не рассказывала до этого.

— И что же приключилась с нашей бедняжкой? — живо заинтересовалась я.

— Ее ноги сломались под тяжестью тела, когда О не смогла присесть правильно, — хмыкнула Амберли. Я рассмеялась, а сестрица продолжила: — Так что ты не можешь не отметить нашей общей тоски без тебя. И я безумно рада, что ты вернулась. А еще хочу услышать всё-всё-всё! — воскликнула она.

— Обязательно, — кивнула я. — Вечером мы с тобой наговоримся. Но сейчас нужно вернуться, матушка еще не до конца обрушила на меня свою заботу. Не хочу ее обидеть.

— Разумеется, — серьезно ответила сестрица, и я окончательно признала свою любимую родственницу.

Взявшись за руки, совсем как в детстве, мы вернулись в гостиную.

— Мы слышали непристойные визги, — заметила баронесса, устремив на нас суровый взгляд. — Этих возмутительных звуков мы не слышали вот уже полгода, и мне думалось, что вы и вправду повзрослели, дитя мое. Однако я вынуждена констатировать со всем прискорбием — вас не в силах изменить даже служба королевской тетушке.

Батюшка отодвинул газету, которую читал, и, взглянув на нас с Амберли, усмехнулся:

— Вольный ветер не усмирить.

— Прелестно, — подвела итог баронесса и вдруг легко рассмеялась.