Пепел острога - Сергей Самаров Страница 5

– Кажется, мы на месте… – с облегчением сказал ярл. – От острожка до городища Огненной Собаки, как говорил Кьотви, еще тысяча гребков. Значит, уже за следующим поворотом…

Он знал, почему береговая стража принимает их так спокойно. Ярл сам не надел доспехи и щит в руки не взял, хотя и имел на поясе меч, и гребцам своим запретил снаряжаться к бою. Они сюда не воевать приплыли и должны сразу показать это. И вообще, когда драккар идет с войной, на мачте выставляется красный щит, если с миром – то белый или же вообще никакого щита не выставляется, как в этот раз. Красный щит во время боевых действий – это обязательства чести воина. И позором будет покрыто имя того, кто начнет воевать с белым щитом или вообще без щита на мачте. А для воина, покрывшего свое имя позором, места у костра в Вальгалле нет, как нет его для убежавшего с поля боя. И одно, и другое носит единое имя – трусость…

И местные стражи поняли малоулыбчивых воинственных северян, которых далеко не всегда встречают ласково. И ярл Фраварад знал, что у местных жителей были к тому веские основания, но лично к нему они претензий иметь не должны были, потому что он свои набеги в последние годы совершал намного закатнее [5]этих земель. Но даже в том, как их приняла стража, ярл почувствовал спокойную уверенность славян-русов в своих силах. Городище Огненной Собаки, стоящее на популярном пути из полуночных стран в полуденные, набегов не боялось, и не только потому, что постоять за себя умело, и это знали все, но и потому, что за это городище было кому постоять и без оружия. И это тоже все знали, и не многие готовы были что-то противопоставить колдовству славянских волхвов и ведунов, которых в городище, как говорили люди знающие, было много…

* * *

На бревенчатом, почерневшем от времени и от постоянного соприкосновения с водой причале, срубленном из небоящейся сырости осины, судно уже встречали. В Норвегии не умели строить причалы и даже не учились этому, потому что не видели в них надобности. Там драккары становились носом или кормой к берегу, подтягивались веревками, чтобы волна не унесла их, глубже в берег, и это считалось нормальным и привычным. И потому не сразу стало понятно, как лучше встать, чтобы не поломать весла. Но им помогали. Какой-то человек махал одной рукой, словно радостно приветствовал и к себе подзывал, а во второй руке уже держал толстую веревку, готовясь бросить ее тому, кто будет принимать. Человек этот что-то говорил на своем языке, но слова разобрать было трудно. Чуть дальше, на другой части причала, другой человек тоже рукой махал, к себе подзывая. Каждый, наверное, надеялся заработать на гостях.

Ярл выбрал тот причал, что ближе.

– В лодку весла! – скомандовал Фраварад.

И весла красного борта сразу ушли в весельные окна так глубоко, что снаружи остались только плоские струганные топором лопасти, с которых каплями стекала вода. С причала тут же полетела веревка, ее на драккаре приняли, подтянули сначала нос, закрепили, потом той же веревкой, за неимением запасной, бросив ее на причал, подтянули корму.

Не каждое городище даже в здешних местах имеет такой причал, хотя славяне-русы любят и умеют строить из дерева. Многие, однако, считали, что любое судно, пришедшее по реке, может, как драккар, просто носом в береговой песок уткнуться, и этого будет достаточно, чтобы пробросить на берег трап. Но здесь, на популярном водном пути, суда принимали часто, загружали и разгружали их, а на бревенчатый причал можно было заехать на телеге, чтобы сразу перекладывать туда или же оттуда доставленный груз. Ярл видел, что две такие телеги уже тащили в гору сильные быки, крупными рогатыми головами и белой полосой вдоль хребта похожие на диких туров. Но чтобы какой-то народ сумел приручить диких туров и заставил их работать, такого ярл еще не встречал. Скорее, это была такая порода крупных местных волов.

У других причалов, по всей их длине, к их прибытию уже стояло четыре округлые славянские ладьи и один драккар. Драккар большой, тридцатирумный, с наращенным бортом, по которому были развешаны боевые щиты гребцов-воинов, и его присутствие ярлу совсем не понравилось. Он лучше местных жителей знал, что такие большие многовесельные драккары строят не для купцов и гонцов, а для войны, для морских сражений и набегов [6]. На таком драккаре уже и палуба может быть, в отличие от двадцатирумного, а под палубой обычно спят воины, и иногда даже стоят лошади, которых на средний двадцатирумный и, тем более, на легкий не поставишь.

– Ансгар, – позвал ярл юношу, что стоял с ним на носу. – Спроси у этого человека, кто приплыл на том драккаре.

Юноша владел языком местных жителей хотя и не в совершенстве, но объясняться мог свободно. Его учила мать, сестра ярла Фраварада, книжница и знаток многих языков, унаследовавшая свои знания от собственной матери. А их мать была по происхождению гречанка, и привез ее в страну отец Фраварада, служивший в молодости в личной охране византийского императора. Мать Ансгара специально, чтобы сын умел общаться со славянами, ближайшими соседями скандинавов, приставила к нему славянского пленника, привезенного откуда-то из набега конунгом Кьотви. А потом Ансгар сам путешествовал и с отцом, и с дядей, и несколько раз посещал славянские приморские поселения, где имел неплохую практику разговора.

– Он говорит, что это дикари свеи [7]приплыли с верховья Ловати, от волоков. Второй день здесь стоят. Покупают вареную соль…

Фраварад усмехнулся горько. Он знал давно, что славяне, как и германцы, и греки, и италийцы, зовут дикарями и варварами и данов [8], и шведов, и норвежцев, практически не знающих и не уважающих другого труда, кроме военного, и почти не строящих городов, которые на взгляд жителей полуночных стран являются только приманкой для врагов, желающих поживиться за чужой счет. Военные труды, какими бы благородными они ни считались, всегда связаны с набегами на другие страны. А тем, кто живет набегами и сжигает чужие города, свои города не слишком-то и нужны. К званию дикарей скандинавы давно привыкли. И вообще, что же делать, если скудные на дары, почти бесплодные северные земли не в состоянии прокормить всех, кто там живет, из-за слишком короткого лета? Приходится заниматься набегами и мириться со званием дикаря и варвара, и даже принимать их как достойный гордости титул. Таким образом, звание дикаря для скандинавов давно перестало быть оскорбительным, хотя лишний раз слышать его тоже было не слишком приятно.

Впрочем, это было не главным в услышанном. Вот боевой драккар, прибывший сюда за солью, вызвал у ярла явное и однозначное недоумение. Конечно, шведам и своей соли должно было бы хватить, хотя вареная соль ценится в десять раз дороже шведской каменной. Если брать основательный груз вареной соли для продажи, можно неплохо заработать. Правда, те, кто зарабатывает себе на жизнь торговлей, обычно не плавают на боевых драккарах. Но, может быть, это просто попутное дело. Даже у воинов, если воины любят набитый ларь больше тяжести меча, встречается иногда деловая хватка купца, не желающего упустить свою выгоду, какой мелкой она ни будь. И никому это не возбраняется, хотя с мешком соли труднее войти во врата Вальгаллы, чем с обнаженным оружием. Валькирии зорко следят, чтобы в чертог О́дина попадали только достойные. Но задуматься над появлением здесь шведов именно в этот момент стоит.