Хадамаха, Брат Медведя - Илона Волынская Страница 5

– Позор! – твердо и решительно сказала она. Будто гвозди заколачивала. – Такой позор, что и описать невозможно! Как жить-то теперь после такого? Как людям в глаза смотреть? На рынок пошла – торговки и те вслед плюются! Твой внук, говорят, нашего Содани прибил! Стыд и стыд!

– Да что ж ты такое несешь-то, мать? – дядя со стуком отложил ложку. – Какой еще стыд? Парень наш на первом же своем матче самого Содани выбил – гордиться надо!

– Чем гордиться, если со мной соседки не разговаривают? – бабушка с грохотом водрузила горшок на стол.

– Ну и ты с ними не разговаривай.

– А с кем? С кем мне разговаривать? – подбородок бабушки задрожал. – Вам бы хотелось, чтоб я вообще онемела! Вот печет вам, вот мешает, что у меня друзья есть, что люди меня уважают! Конечно, удивительно вам это, вы-то меня вовсе не уважаете, в грош не ставите! – и она заплакала. Плакать она тоже умудрялась твердо и решительно, будто каждая слеза была комом земли на могилу поверженного врага.

– Ну ежели тебе так нужны эти соседи – на пироги с рыбой их позови. Сразу прибегут! – примирительно предложил дядя.

– Чтоб они подумали, что мне хорошо живется? – взвизгнула бабушка. – Хотя на самом деле вы только и мечтаете, как меня из дому выгнать!

– Ну не выгнали же до сих пор, – в дядином голосе звучала бесконечная усталость.

– Еще бы вы посмели! Вы меня для того держите, чтоб издеваться!

– Да чем же над тобой издеваются, мать? – развел руками дядя.

– А всем! А вот всем! – взвизгнула она. – Вы скоро от меня еду прятать будете!

– Куда? – не выдержав, спросил Хадамаха, оглядывая крохотную кухоньку с чувалом да холодильной нишей, выкопанной в земле.

– Найдете куда – я что, все за вас делать должна? А вы пока будете кричать да скандалить?! – заорала она так, что тонкая пластинка льда, вставленная в окошко в потолке, предостерегающе зазвенела.

– Вроде это ты кричишь, – осторожно, будто сам сомневался, вставил дядя.

– А что же мне остается – вы же и верхнего духа до крика доведете! – немедленно парировала бабушка. – Это ведь он нарочно! Нарочно Содани выбил! – И ее обвиняющий палец уставился в Хадамаху, как настороженная стрела в переносицу.

Мальчишка поперхнулся, брызгая во все стороны жиденькой кашей на оленьем молоке.

– Видишь, даже возразить нечего! – победоносно глядя на глухо кашляющего Хадамаху, торжествующе выпалила бабушка. – Специально против меня! А ведь я… – она снова всхлипнула – будто дубиной по башке навернула. – Я ведь ради него… Целыми Днями! Целыми Ночами не спала! Это все твоя сестра! – враз перестав плакать, решительно припечатала она. – Сама никогда меня не уважала и сына своего научила! Духи, духи, почему вы не прибрали меня из Среднего мира, почему я дожила до этого страшного Дня! – И, закрыв лицо руками, она ринулась вон из комнаты, с грохотом захлопнув за собой сколоченную из оструганных досок дверь.

Дядя задумчиво поглядел ей вслед и снова невозмутимо вернулся к своей каше.

– Дядя… А почему бабушка из-за меня целыми Ночами не спала, если я только Вечером этого Дня к вам переехал? – водя ложкой в молочной болтушке, спросил Хадамаха.

– Не. Вздумай. Ее. Об. Этом. Спросить, – пристально глядя Хадамахе в глаза и произнося каждое слово раздельно, отчеканил дядя. – Хотя… – он безнадежно махнул рукой, – можешь спрашивать – что б ты ни сделал, все едино быть тебе плохим внуком. Если б Содани выбил тебя, она б сейчас рассказывала, как ей стыдно соседкам в глаза глядеть, что у нее внук такой неумеха.

– Я понял, – кивнул Хадамаха. – Ей всегда и за всех стыдно.

Дядя снова покосился на него и ничего не ответил.

– Тысяцкий всех собирает. Ну, из-за этого… Сам знаешь, чего… – Дядя многозначительно потыкал пальцем вверх, явно намекая на уничтоживший игровую площадку подземный Огонь с небес. Он натянул на плечи пропитанную жиром толстую стражницкую куртку. На спине куртки с трудом можно было рассмотреть полустертый городской герб – походный храм Буровую, символ жрецов-геологов, странствующих в поисках Голубого огня, и бегущую черную лисицу под ней. Впрочем, от времени и снега герб настолько расплылся, что казалось, лисица подкапывает опоры Буровой, а та вот-вот завалится ей на голову. – Но ты, сказал, можешь нынче не ходить, тебе и так досталось, – неуверенно предложил он, косясь на дверь, за которой слышались неумолимые, как наступающее войско, рыдания.