Ведьма Ильзе - Терри Брукс Страница 5

Когда он вечером, думая о чем–то своем, пришел в свою квартиру, она была там. Может быть, он думал о том, чтобы чуть позже проскользнуть к своим клеткам и посмотреть, не вернулся ли кто–либо из крылатых гонцов с посланием. Может быть, он думал только о горячей пище и теплой постели. Как бы то ни было, меньше всего он ожидал увидеть ее саму. Удивленный и напуганный этим появлением, он вскрикнул и отпрянул, когда она вышла из тени. Тихо обратившись к нему, она его успокоила и терпеливо подождала, пока он приходил в себя.

— Госпожа, — прошептал он, опустившись на одно колено и низко склонив голову. Она с удовольствием отметила, что он не забыл, как надо себя вести. Она уже много лет не приходила сюда, тем не менее, он помнил свое место.

Она оставила его стоять перед собой на одном колене. Ее тихий голос был одновременно и успокаивающим, и давящим. С головы до пят ее окутывали серые одеяния, а лицо скрывал капюшон. Шпион ни разу не видел ее при свете, и ему даже мельком не удавалось заметить черты ее лица. Она была тайной, тенью, про которую можно сказать, что она есть, но нельзя сказать, что она такое. Госпожа всегда стремилась слиться с темнотой, она была существом, которое чувствуешь, а не видишь, которое следит и тогда, когда остается незаметным.

— Госпожа, у меня важные сведения,— проговорил шпион, не поднимая взгляда, дожидаясь, когда ему будет позволено подняться.

Ведьма Ильзе держала его опустившимся на одно колено и размышляла. Ей было известно больше, чем он полагал, больше, чем он даже мог вообразить, ведь она обладала способностями, которые были выше его понимания. По его донесению — по словам, по почерку, по оставшемуся на бумаге запаху — она могла оценить, насколько важным он считал дело, о котором шла речь. По облику своего шпиона сейчас — его поведению, тону его голоса, позе — она могла разгадать его желание. Это был ее дар — тех, с кем она имела дело, она всегда знала лучше, чем им бы хотелось. Ее волшебная сила обнажала перед ней людей и делала их прозрачными, как чистая вода.

Ведьма Ильзе вытянула руку.

— Встань, — приказала она.

Шпион поднялся и остался стоять, опустив голову и потупив взгляд.

— Я не думал, что вы придете…

— Ради тебя, ради сведений такой важности, я не могла не прийти. — Ведьма переступила с ноги на ногу и подалась немного вперед. — Говори же, что тебе известно.

Шпион поежился от волнения — ему очень хотелось быть услужливым. Скрытая под тенью капюшона, ведьма улыбнулась.

— Один Крылатый Всадник подобрал в море какого–то эльфа и доставил его к целителю, — начал говорить шпион, посмев теперь поднять взгляд, но не выше нижней кромки одеяния ведьмы. — У этого эльфа отрезан язык и выколоты глаза, и целитель говорит, что он наполовину безумен. Я в этом не сомневаюсь, я видел его состояние. Целитель не смог определить, кто такой этот спасенный, и Крылатый Всадник сказал, что тоже не знает этого, но он что–то подозревает. И Крылатый Всадник, перед тем, как доставить сюда этого человека, кое–что взял у него. Я сумел разглядеть. Это браслет с гербом Элессдилов. — Шпион попытался встретиться глазами с ведьмой. — Крылатый Всадник отправился в Арборлон два дня назад. Я слышал, как он говорил целителю, куда он направляется. Браслет он взял с собой.

Ведьма, неподвижная, как и окружающие ее тени, молча посмотрела на своего шпиона. «Браслет с гербом Элессдилов, — проговорила она про себя. — Крылатый Всадник наверняка отвез его к Аллардону Элессдилу. Чей же это браслет? И как расценивать то, что он обнаружен у эльфа, подобранного в море, ослепленного, с отрезанным языком и, как полагают, обезумевшего?»

Ответы на ее вопросы заключены в голове этого спасенного. Надо заставить его выдать свои тайны.

— Где сейчас тот человек? — спросила она.

Шпион подобострастно склонился вперед, сплетя пальцы под подбородком, как при молитве.

— Он лежит в госпитале у целителя. За ним ухаживают, но никого к нему не допускают до возвращения Крылатого Всадника. Никому не разрешают с ним говорить.— Шпион тихо фыркнул. — Будто кто–то сможет с ним поговорить. У него ведь язык отрезан.

Ведьма жестом велела ему посторониться, и он, словно марионетка, тотчас исполнил ее приказание.

— Жди меня здесь, — сказала ведьма. — Жди, пока я не вернусь.

Она вышла и растворилась в ночи, ее призрачная фигура бесшумно и легко заскользила в тени. Ведьма Ильзе любила темноту, темнота давала ей утешение, какое не мог дать дневной свет. Темнота все скрадывала и скрывала, смягчала острые углы, снижала ясность. Зрение теряло свое значение, так как глаза могли и обмануться. То, что было ясно при свете дня, в темноте становилось подозрительным. Темнота была отражением ее жизни — коллажа образов, голосов и воспоминаний, в котором ведьма выросла и стала тем, кем стала. Не все в этом коллаже укладывалось в последовательные ряды, не все имело явную связь. Как и тени, которые так нравились ведьме, ее жизнь была похожа на лоскутное одеяло, где лоскутки обтрепались, нитки торчали, и которое просто требовало, чтобы его распороли и сшили заново. Прошлое ведьмы не было выбито на камне, а писано на воде. «Изобретай себя заново, — говорил ей когда–то давно Моргавр. — Изобретай себя заново, и ты станешь еще более непроницаема для тех, кто захочет разгадать, кто ты такая на самом деле».

Ночью, в темноте, среди теней делать это было проще. Она могла скрыть свою внешность и свою сущность. Пусть окружающие представляют ее себе, как им заблагорассудится, и, таким образом, все время пребывают в заблуждении.

Она шла по деревне, ни у кого не вызывая подозрений, почти никого не встречая на пути, а те, кого она все–таки встречала, не замечали ее. Было поздно, почти вся деревня спала, а те, кто предпочитал ночь, находили себе занятие в пивных и притонах и, поглощенные своими страстями, не обращали внимания на происходящее вокруг. Ведьма прощала слабости этим мужчинам и женщинам, но никогда не могла признать их равными себе. Она давно перестала притворяться, что верит, будто общее происхождение как–то связывает ее с ними. Она была существом из огня и железа. Она рождена для волшебства и власти. Ее предназначение — менять жизни других, а не идти у кого–то на поводу. Ее желанием было подняться над судьбой, предписанной ей другими в детстве, и отомстить им за все, что они посмели с ней сделать. Она возвысится, а они будут унижены.

Когда она позволит им снова произнести свое имя, когда она сама захочет произнести его, это будет запоминающееся событие. Имя ее не будет погребено во прахе ее детства, как было когда–то. Оно не будет отброшено как частица ее потерянного прошлого. Имя ее будет парить в высоте, как ястреб, и сиять, как луна. Ее имя люди будут помнить вечно.

Дом целителя стоял на краю окружавшего деревню леса. Ведьма вылетела сюда из Диких Дебрей ранним вечером, вышла из своего укрытия, получив послание от шпиона, так как почувствовала важность этого известия и захотела сама разузнать, какая за ним кроется тайна. Она оставила своего боевого сорокопута в старой роще под скалой, зачехлив его страшную голову и связав лапы. Иначе он улетит. Эта птица такая неукротимая, что даже волшебная сила не может ее удержать в отсутствие ведьмы. Но в бою равных ей нет. Даже гигантские роки ее побаиваются — сорокопут всегда бьется насмерть. Сорокопута никто здесь не найдет, так как ведьма положила вокруг него заклятие, которое не подпустит к нему посторонних. С восходом солнца ведьма уже вернется к себе. С восходом солнца здесь ее уже не будет, несмотря ни на что.