Чингисхан. Книга 1. Повелитель страха - Сергей Волков Страница 5

Москва живет Олимпийскими играми, хотя до начала соревнований еще целый год. Всюду — в витринах магазинов, на стенах домов, на крышах — символика будущих соревнований. С огромных плакатов улыбчивые строители машут верхонками: «Сдадим олимпийские объекты в срок!»

Мне нравится эмблема игр — над пятью кольцами пять беговых дорожек, устремленных ввысь и увенчанных звездой. Эмблема напоминает и московские здания-высотки, и летящий в небе сверхзвуковой лайнер Ту-144.

Ленинградский проспект оглушает меня ревом машин. Вокруг большие «сталинские» дома, тротуары заполнены людьми. Теперь уже не спеша — до четырех еще целых пятнадцать минут — шагаю вдоль улицы, разглядывая автомобили. Москва — город «Волг» и «Москвичей», а у нас в Казани все больше попадаются «Жигули» и старенькие «Победы».

Возле красивого дома с аркой стоит черный «ЗИМ», сверкающий никелем. Таких машин сейчас уже не делают. Останавливаюсь, чтобы рассмотреть это чудо отечественного автопрома. Из арки вылетает большой оранжево-белый мяч и, подпрыгивая, катится прямо на проезжую часть. За мячом бежит мальчик лет пяти в шортиках и белой рубашке. Мяч ударятся о бордюр. Миг — и он уже там, где несется сплошной поток машин. Мальчик бросается за ним. Я роняю сумку и перемахиваю через покатый капот «ЗИМа», успев схватить пацана за рубашку в самый последний момент.

Огромный автобус, угрожающе гудя сигналом, проносится мимо. Горячий воздух бьет в лицо. Фу-ух, успел!

— Тебе что, жить надоело?! — кричу я, затягивая упирающегося мальчика на тротуар.

Мальчик тяжело дышит, у него трясется подбородок. Понимаю — сейчас заплачет. Я сажусь перед ним на корточки.

— Все, все, успокойся. Как тебя зовут?

Он шмыгает носом, в глазах стоят слезы. Но видно, что парнишка сдерживается, не желая показать свою слабость перед чужим дядей.

— Андрюша… Андрюша Гумилев.

Раздается громкий хлопок — мяч попал под колесо автомобиля.

Губы мальчика кривятся. «Сейчас точно заревет», — понимаю я и быстро говорю:

— Ничего страшного. Я тебе куплю такой же! Только не плач. Мужчины не должны плакать. Ты кем хочешь быть?

Вместо стандартного «космонавта» или «пограничника» слышу в ответ:

— Изобретателем…

— Ну, здорово! А что ты хочешь изобрести?

Мальчик воодушевляется. Слезы мгновенно высыхают и он начинает тараторить:

— Много разного! Роботов, чтобы людям помогали. Машину такую, которая едет по другим планетам и все там переделывает — землю, воздух, деревья садит…

— Сажает, — поправляю я его, но он не слышит, продолжая перечислять:

— …плавать под водой и летать, как самолет. А еще чтобы электричество без проводов можно было передавать в каждый дом!

— Ну, молодец! — хвалю я его. — Давай пять!

Слышу женский крик:

— Андрей!

Высокая, очень эффектная женщина в голубом платье выбегает на тротуар, звонко цокая высокими каблуками.

— Мама, я тут! — кричит мальчик. — Мячик лопнул, а дядя меня спас…

Я выпрямляюсь, с негодованием смотрю на женщину. Она старше меня лет на пять, но сейчас я вправе предъявлять ей претензии — пацана она проворонила.

— Что ж вы, мамаша! Сын ваш прямо под колеса лезет! Следить надо!

Красивое лицо женщины багровеет. Она сердито смотрит на меня, потом на сына, обнимает его, поднимает на руки и волочет к арке.

— До свидания, Андрюша! — кричу я им вслед. — Мячик за мной!

Мальчик машет мне рукой. Мать что-то шипит ему в ухо. Она даже не сказала мне спасибо, а ведь если разобраться, я фактически спас ее сыну жизнь.

— Москвичи, — усмехаюсь я и срываюсь с места — до четырех остается всего пять минут.

Восемнадцатый дом многоэтажной громадиной нависает надо мной. Лепнина, античные вазы, ниши с полукруглыми окнами. Типичный представитель эпохи архитектурных излишеств. У нас в Казани такие тоже есть на площади Восстания. Иду вдоль фасада, читаю таблички с номерами квартир над дверями подъездов. Вот и нужная мне дверь.

Навалившись всем телом, с трудом открываю ее и оказываюсь в прохладном освещенном холле. Из-за стола поднимается мужчина в сером костюме.

— Вы к кому?

— К Чус-саевым… — отвечаю, заикаясь от неожиданности. Я еще никогда не встречал вахтеров в подъездах жилых домов.

— Фамилия?

— Новиков, Артем…

Он открывает журнал, ведет пальцем по строчкам, снова командует:

— Паспорт!

Сличив мое лицо с фотографией, возвращает документ и небрежно кивает в сторону лифта:

— Проходите. Вас ждут…

Квартира у Чусаевых очень большая. Прихожая, коридоры, комнаты — все просто поражает своими размерами. Лепные потолки теряются в полумраке. Обстановка под стать масштабам жилища — огромные шкафы темного дерева, тяжелые бархатные портьеры с кистями, зеркала в человеческий рост, занавешенные сейчас черным тюлем. Паркет под ногами начищен до блеска, в комнатах всюду пушистые ковры.

Людмила Сергеевна, оказавшаяся ухоженной пожилой дамой в черной шляпке с вуалью, встречает меня у дверей. Я здороваюсь, привычно разуваюсь и натыкаюсь на ее укоризненный взгляд.

— Артем, вы же не в японском доме!

Извиняюсь, вешаю сумку на вешалку. Причем тут японский дом? Появляется горничная в черном передничке, ловко снимает мое имущество с бронзового крючка и куда-то уносит.

Хозяйка поправляет ворот строгого черного платья и открывает створку двери, ведущей в гостиную:

— Прошу! Все уже собрались. Через десять минут начнем.

Захожу в очень большую комнату с тремя окнами. Здесь как в музее. Кресла, диваны, импортный телевизор на столике с гнутыми ножками, хрустальная люстра.

В гостиной сидят человек десять, в основном чопорные старухи. Замечаю женщину лет тридцати пяти и пожилого мужчину. Все одеты в черное. Я со своими болгарскими джинсами «Рило» и светлой рубашкой явно не вписываюсь в эту странную кампанию.

— Товарищи, познакомьтесь: это Артем, сын племянника Николая Севостьяновича, — говорит хозяйка.

Я сажусь на стул возле двери. В комнате намного прохладнее, чем на улице. На низеньком столике стоят тарелки с крохотными бутербродиками, рюмки, фужеры, бутылка «Посольской» и «Кагор». Над телевизором висит портрет дяди Коли, черная шелковая лента отсекает нижний правый угол. Траур.

Людмила Сергеевна приглашает в комнату тучного мужчину с усами.

— Это нотариус Лев Наумович. Сейчас он огласит завещание Николая Севостьяновича…

Нотариус, отдуваясь и вытирая платком обширную лысину — видно, что ему трудно переносить жару — достает из портфеля запечатанный конверт. Все начинают шушукаться, переглядываться и ерзать на своих местах.