Писательница для оборотня - Ева Мирова Страница 49

— Где мой волк? Я обращусь, и всё будет нормально, — заявил Максим, поглядывая на меня затёкшим глазом. У него даже на веках были оспины. 

— Да? Ты уверен? Просто ты был без сознания, и мы не стали его допускать к тебе, ведь оборот контролируется не волком, а человеком. 

— Давай, поиграла во врачиху и хватит, — зло хмыкнул Аристов и вскочил с кровати, пошатнулся и грохнулся на пол, вновь потеряв сознание. 

Я даже возмутиться его грубости и неблагодарности не успела. 

— Вот какого хрена, а? Мы тебя с таким трудом на кровать затаскивали! — ворчала я, наблюдая, как Макс удобно растягивается на полу животом вниз, что-то бессвязно бурча в пол. 

Вся его спина была усыпана всё теми же болячками, практически новый лист для моего творчества. И с новым азартом я принялась за дело. А учитывая то, как Макс был со мной груб перед очередной потерей сознания, довести дело до конца было особенно важно. Оборот должен был вылечить его, только от зелёнки не избавит. 

Закончив, я подсунула под голову Макса подушку, полюбовалась его задницей в зелёный горошек и накрыв покрывалом, вышла из комнаты. Мне нужна была тётя, я должна была с кем-то обсудить то, что я увидела.

— Как он там? — спросила тётушка, когда я нашла её на кухне за готовкой ужина.

— Температура спала до адекватных тридцати восьми. Пытался сбежать и лежит теперь на полу, у него даже пятки в сыпи, — негодовала я.

— В его возрасте опасно болеть такими болячками. Я думала, что вы оборотни вовсе не болеете.

— Зверь лечит человека во время полного оборота. А Максим не оборачивался, естественно, иммунитета ноль, вот и заболел. Вообще, я хотела поговорить о другом, — перевела я тему.

— О чём? На-ка тогда картошку и морковку на салат почисть, — попросила тётя, ставя передо мной миску с отваренными овощами.

— Я нашла Макса, знаешь где?

— Где?

— Он обитает на лодочной станции. На заброшенной лодочной станции. В облезлой будке, у него, похоже, проблемы.

— Какие ещё проблемы? — удивилась тётя и даже скорей испугалась.

— Финансовые. Может, он поэтому так себя вёл? Для мужчины же важно быть на коне, добытчиком, а тут я вся такая успешная, а он в будке два на два поселился, — поделилась я своими мыслями.

Мне всё хотелось найти поведению Максима хоть какое-то оправдание.

— Чего гадать? Очухается так у него же и спросишь. Ты же его не выставишь? — спросила она, волнуясь за Макса словно за родного.

— Куда? В ту будку что покрылась грибком?! Антисанитария сплошная, он там после ветрянки подцепит холеру или ещё что. А разлучать волчицу с волком я не стану. Дом большой, я найду ему комнату, а там посмотрим.

— Конечно, волков разлучать никак нельзя. Я не думаю, что дело в деньгах. Он же оленей тебе с волчицей подкидывал, сколько такой стоит? Недёшево наверняка, — логично рассуждала тётя, пряча улыбку.

— Снял бы себе квартиру нормальную, — не унималась я, желая знать причины такого поведения.

— А где эта станция находится? — спросила тётя, наводя меня на верную мысль.

— Точно! Здесь совсем недалеко от нас, ближе, чем любая съёмная квартира.

Нашу с тётей беседу прервала волчица, ворвавшаяся на кухню.

《Я не смогла его удержать!》— сообщила она с волнением.

— Что случилось? — всплеснула руками тётя.

— Волчица говорит, что не смогла удержать волка, похоже, они всё-таки объединились, — объяснила я тёте уже на ходу.

Мы ввались в спальню втроём, я случайно в этой неразберихе коснулась своей волчице и моя объединились.

— А хде болезный то? — развела руками тётя, поднимая с пола подушку и покрывало.

《Он в ванной,》— подсказала волчица.

Я подошла ближе к двери и оттуда донеслось чертыханье Аристова. Тихо открыв ванную комнату, я подсмотрела за своим пациентом. Максим стоял у раковины перед зеркалом и тщетно пытался оттереть зелёные точки, коими я густо украсила его человеческую шкурку.

《Ну Пу-у-узикова! Вот зараза!》— мысленно возмущался он, остервенело натирая зелёный лоб мылом.

《Был волчонком, стал лягушонком,》— посмеялась я про себя, забыв, что Максим все мысли мои слышит, как и я его.

— Таня! Нахрена?! — возмутился он, резко обернувшись. Оставила этот вопрос без ответа, скрывшись за дверью. Ехидный смех рвался наружу, как и мандраж перед предстоящим выяснением отношений. Пришло время расставлять точки над i.

— Довольная? — поинтересовался недовольный Максим, выйдя из ванной в моём халате.

Его лицо по-прежнему оставалось зелёным, кружочки лишь слегка взбледнули.

— А тебе идёт этот цвет, — прыснула я от смеха.

Максим медленно прикрыл глаза и вздохнул глубоко после медленно выдохнул, и успокоившись спросил:

— Где моя одежда? — спросил он, оглядывая комнату. 

Взгляд его зацепился за плетёные люльки, стоящие вдоль стены и Максим изменился в лице. И так-то был недоволен, что я его разукрасила, а теперь и вовсе бедного перекосило. Словно я виновата, что вот так вышло, а он как бы тут и ни при чём, вообще. А главное, в его голове ни единой мысли не промелькнуло. Я так же делала, старалась не думать, когда понимала, что Максу мои какие-то мысли могут не понравиться. 

— Я постирала, кстати, надо достать из сушилки, — спохватилась я, бросаясь в прачечную, чтобы не видеть это выражение лица и не подумать о его недовольстве. 

— Не надо, я сам достану, — остановил меня Максим словом и пошёл впереди меня.

Мне страшно не нравился его тон, его действия, его лицо при взгляде на кроватки, его всё мне не нравилось! Я не пошла за ним, не стала задавать вопросов и точки над i мне ставить резко расхотелось. Почему-то у меня было стойкое ощущение, что эти точки мне не понравятся. Хотя его недовольный взгляд на кроватки, это ли не точка?

Где слова благодарности? Где признания в любви? Ничего этого не было. А я словно иссякшая батарейка расхотела чесать язык и подкалывать такого вот колючего Макса. В нём иголок было больше, чем в самом колючем на свете кактусе! Даже передумала отправлять его пожить в ту комнату без кровати, из которой я когда-то и сбежала.

И что я сделала? Я, которая только что тыкала в ветряночное бессознательное тело палочкой в зелёнке и ругала Макса за безрассудное расставание со своим волком? Я, прихватив лишь ключи от машины, выпустила волчицу и захлопнула её в доме, спеша убраться оттуда, где мне, казалось, некоторые так не рады.

Я села в машину и сбежала. Снова. Я тольком не понимала, отчего я так упорно сбегаю, но обида выжигала душу, а слёзы раздражали глаза. Мне просто хотелось спрятаться от всех, а главное, от того ощущения ненужности, которое упорно вызывал во мне Максим, каждым свои холодно брошенным словом и тем взглядом. Я ехала по прямой и плакала.