Туман - Диана Курамшина Страница 49

Вокруг начались возмущенные перешёптывания.

– Да как жеж так, братушки. Зачем жеж измываться так над болезным? – запричитал рядом с покалеченным нижним чином другой солдат с перевязанной головой, но выглядел он вполне подвижным.

– Тебе его так жалко, – резко обернулась я к «возмутителю», – что ты готов его калекою на всю жизнь оставить?

– Ну дык он и так убогим стал. А вы ж ещё и поизмываться над них желаете!

– С чего ты взял это? – спросила с удивлением.

Мужик смутился, но подбадриваемый стоящими вокруг солдатами продолжил:

– Так дык вы ж опять ему руку ломать хотите, только-только ж зажила.

Со всех сторон начались шепотки, что слышали они, будто есть такие барышни, кровушкой питаются, да изводят много простого люда для этого. Особливо за границею.

– Послушай милейший, – я усиленно пытаясь оставаться спокойной, – ты видишь в каком состоянии у него рука? – тот кивнул. – Если всё оставить как есть, он увечным останется на всю жизнь, так как кость его неправильно срослась, видно в дороге сместилась. А я смогу её заново сложить – правильно! Но для этого нужно криво соединившееся сломать.

Повернулась к обсуждаемому нижнему чину и уточнила.

– Как ты желаешь? Калекою на всю жизнь остаться, потому более ни к какому занятию способен не будешь. Либо потерпеть немного и работающую руку иметь?

Тот немного подумал и кивнув довольно спокойно ответил:

– Вы барышня, ежели как прежне руку возвернёте, то оно конечно потерпеть можно.

– Семён Матвеевич, надеюсь мы сможем сделать это завтра?

– Конечно, – ответил господин Сушинский, – жду вас с утра.

Всю дорогу до повивального дома Витольд Христианович хранил молчание. Да и тяжело поддерживать разговор, когда собеседник сидит закрыв глаза. Я предпочла хоть немного отдохнуть во время поездки.

Видно, из-за нахлынувшей обиды, накатила какая-то странная отрешённость. Всё происходящее не вызывало трепета или интереса. Сaesarea sectio ^[142] прошло даже можно сказать как-то буднично, если не считать, что оба господина: Недзвецкий и Лаппо мне ассистировали. Арнольда Викторовича особо поразило моё спокойствие. В какой-то момент я услышала его обращение к Витольду Христиановичу, «интересно сколько таких операций она уже делала, её холодность поражает». Странно, даже улыбнуться не хотелось.

Хотя… немного грело душу то, что акушер не забыл нашего первого общения. Перед операцией без моего напоминания нам подали воду и мыло. А все инструменты были особым образом обработаны в хлорной извести.

Господин Недзвецкий не был удивлён подобным, значит уже просвещён заранее. Поразительно, но губернские врачи с удовольствием перенимали нововведения и знания, в отличие от столичных академиков.

Оставив уже знакомые господину Лаппо рекомендации, поспешила домой. Первый рабочий день вымотал, оставив какое-то неприятное послевкусие. Дома встречали радостно и даже как-то торжественно. Решив не портить им настроение старалась улыбаться. Но сославшись на усталость, быстро ушла в свою комнату. Надеюсь, хороший сон смоет всё недоброе.

С утра в госпитале перед входом меня ожидала стайка барышень от шестнадцати до двадцати лет от роду. Сопровождал эту чудную группу молодой человек из присутствия. Посланный господином Исуповым, в его обязанностях было проследить за исполнением поручения. Подбежав ко мне, он поздоровался и напомнил, что нас знакомили на маскараде. Увидев мой кивок продолжил:

– Я с удовольствием представлю Вам отобранных барышень.

– На улице довольно прохладно. Давайте не будем морозить девушек. Сейчас мы войдём, надеюсь нам предоставят комнату, в которой и познакомимся.

Согласившись, что так будет намного удобнее, поспешил вперёд меня. Подойдя к щебечущей группе, предложил им пройти внутрь. И тут случилась небольшая заминка: одна из барышень никак не могла подняться на ступеньку. Как только она поднимала ногу, то вскрикивала и опускала её обратно. В этот момент вышел господин Сушинский, а девушка, зажав себе рот побледнела. Отбежала к стене и тут её вывернуло, а по лицу начала разливаться зеленоватая бледность.

Подойдя, обнаружила, что её кожа довольно горяча, а во рту присутствовал серый налёт. Барышня поведала мне, что с утра немного побаливал живот, и она казалась себе опухшей, поэтому потуже затянула корсет. Сейчас же боль спустилась вниз.

– Как вы считаете, что с ней? – спросил подошедший Семён Матвеевич.

– Подозреваю абсцесс правой подвздошной ямки ^[143], – посмотрела на него нервно, – считаю его надо срочно вырезать. Иначе, как писал Пети ^[144], всё закончится перитонитом.

Майор кивнул и повернувшись начал отдавать приказания. Удивительно, но в течении получаса всё было готово. Попросила участвующих лекарей хорошо вымыть руки. Переглянувшись, они согласились с желанием баронессы.

Сама операция ^[145] длилась около полутора часов. Конечно, самой мне провести её не дали, но присутствию не препятствовали. Наблюдала как сделали разрез в правой подвздошной области, раздвинули ткани при помощи инструментов. Видела, как оператор извлёк наружу часть слепой кишки и аккуратно удалил воспалившийся отросток, после чего ушил сосуды. Мне же разрешили заштопать разрез, впрочем, внимательно за этим пронаблюдали.

Уже после меня долго расспрашивали, по каким признакам я пришла к такому заключению. К собственному удовольствию заметила, как многие взгляды рядом стоящих лекарей изменились, сделавшись более одобрительными. Но… в некоторых стала ещё более проглядываться неприязнь. К вечеру барышню пришлось отправить домой.

После небольшого отдыха смогли наконец заняться рукой младшего чина. Мышцы разрезали, аккуратно распилили кость и собрали заново. По окончании, дабы опять ничего случайно не сдвинулось, под удивлённые взгляды врачей «упаковала» конечность в гипсовый «рукав». Его в достаточном количестве прикупил Павел Матвеевич сразу по приезде в Могилёв. Зная о сегодняшней операции, Егор по моему поручению прихватил небольшой мешочек гипса с собой.