Степанида и 7 женихов - Наташа Шкот Страница 49

— С-спасибо! — жадно налакавшись поблагодарила, — теперь я пойду, пожалуй побегаю…

— Та куда ж ты, лоха, попрешься, первого встречного, аки муху разопнешь!

— В смысле? — теперь Степка еще и плохо слышать стала, из ниоткуда взявшийся туман застилал глаза и забивался в уши.

— Ох, суемудра я, как есть суемудра! Позабыла, что не можна до венчания творить-то… Ох, чаво делать, чаво делать? — завыла.

— П-почему? — Степанида поднялась на ноги и начала раздеваться, — Егорыч, не подглядывай! — по пути в опочивальню разбросала всю одежду, обнажившись донага.

— Так откат жеж, после каждой сводни-то… — едва не плакала охоронница.

— Лукерья, я не догоняю, рассказывай быстрее! Где мой мобильный? И почему все качается?

— Канда любовь у тех душ случается, частичка их страстюшки на Слагалицу накатует! — начала объяснять охоронница, а Степка, так телефон и не обнаружив, держась за стены, поплелась к выходу, — а от первого разочку особливо! Чаво делать-то… Егорыч, подсоби!

— Пущай идёть на Поляну! — ответил Егорыч, — иного не вижу!

— Так, а ежели встретится хто? — Степка, одним ухом слушая перебранку охоронников, нащупала старое бабкино пальто на вешалке, натянула на голое тело и принялась искать обувку.

— Ночь дурная, авось никого не встретится!

— Хозяюшка, ты до Поляны беги белочкой, ладненько? Не тормозь! — охоронница от переживаний сама на себя похожа не была.

— Мужика хочется, — выдала Степка в ответ, — ты мне виагры не подсыпала?

— Ой-ой-ой, бяда, бяда, теперича не сдюжает хозяюшка… — заголосила еще громче Лукерья, — откат завсегдась супружник гасит, торба дело… усе… Егорыч…

— Не ори ты, ветрогонка, не пужай барышню!

— Басалай и остолбень! — получил «порцию» обзывалок в ответку.

— Ладно, вы тут без меня ругайтесь, а я пошла… — Степка наконец натянула старые сапоги на босы ноги и вышла в ночь.

— Ты ж токмо в блуд не уходи, хозяюшка, — донеслось во след.

«Где мило, там глаза, где больно, там рука»

Темная, морозная ночь ударила в лицо холодным ветром. Это слегка остудило и развеяло туман в голове.

Степанида посетила удобства и еле-еле перебирая ногами, побрела к калиточке в конце сада. Меж ног тянуло и саднило, а в голове пульсировала единственная мысль… дотронуться бы до горячей мужской кожи. Позволить себе простое, легкое прикосновение, только лишь… Ну, может, поглаживание еще. «Нельзя, да-да, я помню, нельзя…»

Но ведь мечтать, можно? Она просто представит, как прижимается к мужчине, упивается его запахом, ощущает его руки на собственной талии… Они глядят спину, спускаются к ягодкам, выражаясь языком Лукерьи, а в том месте у нее, как оказалось, какая-то волшебная кнопочка имеется…

«Так, стоп! Не буду думать об этом! Вдох-выдох!» Отперла калиточку, сделала шаг, чтоб тут же очутиться в мужских объятьях, о которых вот только бредила. Сперва перепугалась, а потом обрадовалась, узнав.

— Панни…

— Митя, ты… почему здесь?

— С тобой что-то произошло! Я почувствовал… — сказал взволнованным голосом, бережно к себе прижимая, — чуть с ума не сошел!

— А что ты почувствовал? — в его объятиях до чего хорошо стало. Вот только теперь мечталось о поцелуях. Степка едва не заплакала, так тяжко сдерживаться было. Ведь вот он, живой мужчина, бери голыми руками.

— В районе сердца обожгло, а потом… ну… — водяник замялся с ответом.

— Это у меня метка от первого дела, ожог на груди…

— Я что-то слышал о таком, хочешь, помогу? — спросил, склонившись к уху и от его голоса мурашки побежали от шеи к ногам и обратно. Нет, это были не мурашки, а самые настоящие слоны страсти!

— А… как? — вместо ответа мужчина развернул ее спиной к себе и положил правую руку как раз на то место, где был ожог. Приятный холодок от его пальцев проник под пальто и боль понемногу ослабла, — о-о-о… до чего приятно, спасибо! — Степанида расслабилась в его объятьях, голову склонила на плечо и поглядела на звезды. Яркие, крошечные кристаллики на черной ткани неба. «Лучшая ночь для любви, разве нет?» Одной рукой Митя держал ее за талию, второй «холодил» место ожога и раскачивал из стороны в сторону.

— Здесь? — спросил, — меня в этом месте «зацепило».

— Интересно, почему и тебя?

— У тебя связь с нами, женихами. Мы все сюда с перепугу, явились, — ответил просто.

— Что??? — Степка дернулась, — здесь… все?

— Не бойся, остальные ушли, — мужчина вернул ее в свои объятия, — побродили под забором, как привидения, но увидев темные окна, ушли.

— И… лесник?

— И лесник. Он дольше всех был, рычал, ругался. Звонил тебе. Да что там, все звонили.

— А я телефон не смогла найти, — пожала плечами, — Мить, мне на Поляну надо… меня так накрывает…

— Угу… я чувствую, — хмыкнул ей в ухо.

— Что ты чувствуешь? — спросила испуганно.

— То же, что и ты, — водяник убрал прядь волос с ее шеи и бегло коснулся кожи губами, — отвести тебя к нему?

— К кому? — не поняла Степка.

— К тому, кого ты выбрала! К Гору.

— Я еще никого не выбрала! — возмущение слегка остудило желание в крови, Степка напряглась.

— Нет? — в голосе водяника удивление напополам с радостью, — но я думал, он… так, ладно, не важно!

Рука на талии сжалась и от этого движения желание накатило очередной волной.

— Мить, на Поляну надо! Лукерья сказала, откатом так накроет… а мне нельзя, понимаешь? Я слово дала! Мне сдержаться надо, Митя! — Степанида развернулась в его руках и со всей горячностью попросила глядя в глаза, — отведи меня пожалуйста, не то я тебя сейчас прямо здесь насиловать буду!

— Правда? Я согласен! — улыбнулся водяник.

— Митя, Митенька! Я тебя очень прошу! Мне ведь нельзя всего этого, категорически, понимаешь? Я серьезно!!!

— Понимаю, — вздохнул, — пойдем…

«Стойкий боец в бою молодец»

Водяник приобнял Степку за талию и повел вниз, а затем вдоль речки. Женщина спотыкалась заплетающимися ногами, но твердая мужская рука держала крепко. Предательские ноги держать не хотели, слабели от нарастающего, тянущего напряжения. Затем совсем подогнулись и Митя подхватил ее на руки. Степанида уткнулась носом в его шею и глубоко дышала, как от бега.

— От тебя так приятно пахнет, я еще в первый раз заметила… чем?

— Не знаю, наверное пеной для бритья, — ответил сквозь зубы.

— Я тяжелая, прости…

— Не тяжелая!

— А чего ты кряхтишь?