Фурии Кальдерона - Джим Батчер Страница 47

Тави вздохнул и поднялся на ноги. Все царапины и синяки протестующе взвыли, мускулы тоже отозвались на это движение болью. Ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть.

— Вряд ли будет легче.

— Вряд ли, — согласилась Амара и тоже охнула вставая. — Хорошенькая из нас вышла парочка. Ладно, веди.

Тави вышел из мавзолея на холодный северный ветер с гор и лежавшего за ними моря Льдов. Даже в алом плаще, взятом у каменного часового, он с трудом преодолел соблазн вернуться обратно, в теплый уют мавзолея. Замерзшие травинки с хрустом ломались у него под ногами, и их тут же уносил ветер. Сомнений не оставалось: в долину Кальдерона вторглась зима и ждать первого снега осталось совсем недолго.

Он оглянулся на ковылявшую следом за ним рабыню. Лицо Амары хранило отсутствующее выражение, но шагала она решительно, несмотря на хромоту и побелевшие от холода босые ноги. Тави невольно поежился.

— Придется остановиться через некоторое время — надо же тебе согреть ноги. Я могу отдать тебе плащ: если его разорвать, может, ты сумеешь хотя бы замотать их?

— Обмотки промокнут и заледенеют, — возразила она, немного подумав. — Босиком будет теплее. Тут важно не останавливаться. Отогреемся, когда доберемся до стедгольда.

Тави нахмурился, но не потому, что ему не понравился ее ответ, а потому, что мысли ее витали где-то далеко. Он решил не оставлять ее без внимания: обмороженные ноги не шутка, а если она из городских, то может просто не понимать, насколько это опасно здесь, в пограничной глуши. Холод может запросто лишить ее ног, а может, и жизни. Он чуть замедлил шаг и пошел с ней рядом.

Они вышли на тракт и зашагали дальше по брусчатке, однако не прошло и часа, как Тави ощутил содрогание земли — такое слабое, что он на всякий случай пригнулся и приложил ладонь к камню.

— Погоди-ка, — сказал он. — Мне кажется, кто-то идет.

Лицо у Амары сразу застыло, и Тави заметил, как она плотнее запахнулась в плащ, спрятав под ним руки. Взгляд настороженно шарил по сторонам.

— Ты можешь определить, кто это?

Тави прикусил губу.

— Похоже на Брутуса. На фурию моего дяди. Должно быть, это он.

Рабыня помолчала мгновение, прикрыв глаза.

— Да, теперь и я чувствую. Земляная фурия, и она приближается.

Не прошло и минуты, как из-за поворота показался Бернард. Брусчатка перед его ногами колыхалась волной, и земля несла его вперед, как листок по океанской глади. На нем был зимний охотничий наряд — плащ из шкуры танадента, покрытый черными, похожими на шерсть перьями, не позволяющими холоду забраться внутрь даже в самую морозную ночь. В руке он держал самый тяжелый лук с наложенной на тетиву стрелой, а глаза, запавшие сильнее обычного на потемневшем лице, настороженно обшаривали взглядом окрестность.

Стедгольдер приближался к ним со скоростью бегущего человека. Только когда он подошел к двум путникам, земля под его ногами улеглась, и последние несколько шагов он проделал сам.

— Дядя! — крикнул Тави и бросился к мужчине, раскинув руки для объятия. — Благодарение фуриям! Я так боялся за тебя!

Бернард положил руку Тави на плечо, и пареньку показалось, будто дядя немного успокоился. Потом тот мягко, но решительно оттолкнул Тави от себя.

Тави уставился на него, и в животе его неприятно похолодело.

— Дядя? С тобой все в порядке?

— Нет, — негромко буркнул Бернард, не сводя взгляда с лица Тави. — Я был ранен. И еще несколько человек пострадало — все из-за того, что я гонялся с тобой за овцами.

— Но, дядя… — начал было Тави.

Бернард взмахом руки остановил его, и голос его стал жестким, почти сердитым.

— Я знаю, ты не нарочно. Однако из-за твоей оплошности пострадали мои люди. Твоя тетя чуть не умерла. Мы возвращаемся домой.

— Да, сэр, — подавленно пробормотал Тави.

— Мне жаль поступать так, но про тех овец, Тави, можешь забыть. Похоже, кое-каким вещам ты так пока и не научился.

— Но я же… — сделал еще одну попытку Тави.

— Помолчи, — угрожающе рявкнул рослый стедгольдер, и Тави ссутулился, стараясь сдержать слезы. — Все решено. — Бернард отвел наконец взгляд от Тави. — Это еще кто, вороны меня побери?

Тави услышал шелест платья — рабыня присела в почтительном реверансе.

— Меня зовут Амара, сэр. Я спешила из Ривы в гарнизон с посланием от моего господина и заблудилась в грозу. Мальчик нашел меня. Сэр, он спас мне жизнь.

Тави испытал короткий прилив благодарности к рабыне и с надеждой посмотрел на дядю.

— Ты оказалась в лесу в эту грозу? Что ж, судьба милостива к дуракам и детям, — заметил Бернард. Потом хмыкнул и посмотрел на нее внимательнее. — Ты у нас, случайно, не из беглых, нет?

— Нет, сэр.

— Ладно, там видно будет, — буркнул Бернард. — Ступай со мной, красотка. И не вздумай бежать. Я могу стать очень неприятным и раздражительным, если мне еще и тебя придется выслеживать.

— Да, сэр.

Бернард кивнул и снова повернулся к Тави. Голос его стал суровее.

— Как только вернемся домой, парень, марш к себе в комнату и сиди там, пока я не решу, что с тобой делать. Ясно?

Тави потрясенно уставился на дядю. Тот никогда еще не вел себя так. Даже когда он задавал Тави порку, в голосе его не звучало такой ярости. Бернард всегда полностью владел собой. Глядя на него снизу вверх, Тави невольно испытывал трепет перед его фигурой, перед жестким, сердитым блеском в глазах, перед силой его здоровенных лапищ. Он не осмелился говорить, но не прекращал молча молить дядю о прощении, всем своим видом показывая, как раскаивается, как хочет, чтобы все было по-прежнему. Он смутно понимал, что плачет, но теперь ему было все равно.

Лицо Бернарда оставалось жестким, словно высеченное из гранита — и таким же беспощадным.

— Ты понял, парень?

Все надежды, которые еще оставались у Тави, рухнули под этим взглядом, испарились от жара, излучаемого дядиным гневом.

— Понял, сэр, — пролепетал он.

Бернард отвернулся и зашагал по тракту обратно к дому.

— И пошевеливайся, — бросил он, не оборачиваясь. — Я и так слишком много времени потратил на всю эту чепуху.

Тави понуро двинулся за ним. Накануне, поймав пытавшегося удрать на поиски овец Тави, тот и вполовину не был так зол. Что случилось с тех пор? Что могло так разъярить дядю? Ответ пришел почти мгновенно. Кто-то, кто был ему дорог, тоже пострадал из-за этой истории. Его сестра, Исана. Неужели она и правда чуть не умерла? Ох, фурии, неужели все так ужасно?

Только тут до Тави начало доходить, что он лишился чего-то куда более важного, чем овцы или статус опытного подпаска. Он лишился дядиного уважения. Бернард никогда не обращался с ним так, как остальные: он не выказывал к нему жалости из-за отсутствия у него фурий, никогда не презирал его за неопытность. Особенно заметно это стало в последние месяцы. Их отношения превратились в своеобразную дружбу, какой у Тави не было ни с кем другим, в ненавязчивую взаимную привязанность двух почти равных людей. Это не были отношения взрослого и ребенка. Это медленно, исподволь складывалось несколько последних лет — с тех пор, как Тави стал подпаском.