Одержимый - Николай Мещанкин Страница 47

Крайт ждал. Дни тянулись, унылые и серые, складываясь в недели, месяцы, подтачивая надежду, призывая смириться и обещая впереди лишь долгую череду таких же тоскливых и безысходных дней… И все же Крайт ждал. Нельзя было поддаваться отчаянию, будет, будет у него шанс, не может не быть. Когда-нибудь Зейенгольц ошибется, и лишь от него тогда будет зависеть, сумеет ли он им воспользоваться.

Вот уже больше полугода как Крайт снова был в Империи. К его удивлению, говоря о коронации, первожрец не лгал. В Империи Крайта действительно ждали не суд и казнь, быстрая или мучительная, а корона. Но кроме этого символа власти ему ничего не досталось. Все остальное забрал первожрец. Зейенгольц — вот кто был истинным Императором, сосредоточившим в своих руках все ниточки управления, кукловодом, стоящим за ширмой и заставляющим его вставать и приседать, говорить и подписывать. Крайт отдавал приказы, милостиво принимал почести, вдумчиво выслушивал советы, и лишь несколько человек в Империи знали, что ни одно из этих действий не принадлежит самому Крайту, а выполняется точно по сценариям, заранее тщательно выписанным первожрецом.

Поначалу Крайт пытался сопротивляться, но стационарная блокировка, отрезающая его от силы, и три жреца Огня, постоянно следящие за ним, быстро и довольно болезненно прекратили бунт. Они не могли подчинить его дух, как демоньяки Воздуха, или превратить в бездумное, лишенное воли существо, как жрецы Воды, но они могли взять под контроль его тело, что и сделали быстро и легко.

И Крайт подчинился. Только глупец не способен принять неизбежного, тратя силы на бессмысленную борьбу с решеткой клетки, в которую его заперли. Нет, глупцом он не был. Он знал, что сражаться надо не с клеткой, а с дрессировщиком. И, значит, все, что ему оставалось, это ждать. Ждать, когда он сможет преподнести Зейенголыгу тот маленький сюрприз, который постоянно висел у него перед тонким взглядом и о котором первожрец, похоже, даже не догадывался. И Крайт ждал. И думал.

Мысли — вот фактически все, что ему оставалось. Дни лениво тянулись, занятые делами, которые Крайт не делал, разговорами, в которых Крайт не произносил ни слова. Обо всем заботились демоньяки Фобса. Его тело ходило, говорило, улыбалось, но сам он не принимал в этом никакого участия, словно пассажир в собственной голове, со стороны наблюдающий за происходящим. Лишь оставшись наедине, он ненадолго снова становился владельцем своего тела, отпущенным жрецами до следующего публичного появления.

И Крайт думал, думал, думал. Чего он хочет? Чего добивался? Вся жизнь, день за днем, проходила перед его мысленным взором, перемалываясь в мельчайшие детали, тускнея и стираясь, пока — наконец не остался единственный образ, придающий хоть какой-то смысл его существованию. Йоля, Йоля! Ради нее стоило жить, стоило бороться. Ради ее глаз, ее шелковистых волос, нежных рук. Весь мир к ее ногам ради одной улыбки!

Но жива ли она? Не погибла ли в той засаде? Нет! Не могло, не могло этого случиться с ней — с кем угодно, но только не с ней! Она жива, жива!

Или нет? Йоля, распростертая на пронзительно-зеленой траве, широко раскрытыми невидящими глазами глядящая в безразличное небо… Нет!! Крайт гнал прочь эту нарисованную фантазией картину, но она настойчиво возвращалась, назойливая, сводящая с ума неизбежностью, неспособностью что-либо изменить.

Хотя бы знать точно, избавиться от неопределенности… Спросить у Зейенгольца? И полностью отдаться на его милость, попасть в такую зависимость, в сравнении с которой три жреца Огня — полная свобода? М-мм! Крайт сжимал кулаки и в кровь кусал губы. Оставалось только надеяться. «Саламандры» были высшей степени профессионалами, не делающими ничего сверх необходимого, и, о демоны, им ведь не надо было убивать Йолю, не надо! Крайт очень, очень надеялся на это. И ждал.

* * *

— Ваше Величество, вы меня разочаровываете. — Зейенгольц скорбно покачал головой. — Ну что вам надо?

Крайт мрачно молчал.

— Я не понимаю. Вы взрослый, здоровый мужчина. Как вы можете провести неделю в одной комнате с девушкой — и с какой девушкой! — и ни разу к ней даже не прикоснуться? — Зейенгольц тяжело вздохнул, вытянул губы трубочкой. — Что вам надо? Красавица, нежная, утонченная, из благородной семьи. Чего еще можно хотеть? — Зейенгольц посмотрел на дверь, из-за которой доносились приглушенные всхлипы, — А вы с ней так… Обидели. — Первожрец извлек из широкого рукава смятый платок, звучно высморкался. — Ладно, скажем, не нравится вам девушка, смотреть на нее не можете. Но это же уже шестая! И со всеми одно и то же. Зейенгольц пододвинул стул, сел напротив Крайта. — Если бы я вас не знал раньше, подумал бы, что у вас нетрадиционные вкусы. Так сказать, по наследству доставшиеся. — Зейенгольц хихикнул, снова посерьезнел. — Но я — то ваши вкусы знаю. Так в чем же дело? Что вам надо?

Крайт по-прежнему молчал.

— Ну? Или с вами что-то произошло у этих дикарей? Может, вы там влюбились в местную немытую красотку? И теперь верность храните?

— Слушайте, вы! — Крайт задохнулся от злости, резко выдохнул, сдерживаясь. — Слушайте, что вам от меня надо? Вам мало того, что я у вас как собака на привязи?!

— Ну что вы, что вы, не надо так нервничать. — Первожрец успокаивающе улыбнулся. — Не надо драматизировать. У нас ведь, так сказать, сотрудничество. Так вот, с девушками…