Легенды Дерини - Кэтрин Куртц Страница 47

Какая лютня рождена для наслажденья,

Чьи струны не испытывают боли…

Очень скоро, — Фурстаны или Халдейны, — у его ворот, задыхаясь от долгой скачки, столпятся всадники, напуганные, просящие о защите. Брэн или Лайонел, или… Глядя на витражи, впускавшие солнечный свет в гостиную, он позволил себе ненадолго задержаться мыслями на этом последнем искушении.

Вероятно, Нигеля Халдейна следовало считать другом и относиться к нему соответственно. Но что если под потрепанным алым стягом Халдейнов вместе с Нигелем прибудет его племянник? Или даже Королевский Защитник?.. Келсона Халдейна можно было бы отослать в Белдор, — со всеми почестями, но все же как державного пленника.

В Белдор: ибо только король вправе убить короля…

Но вот что касается герцога Корвинского… В Кэйр Керилле не бывало казней со времен его деда, когда Майкл Фалькенберг выставил головы полусотни истмаркских пиратов на пиках вдоль дороги, ведущей к побережью. Но Королевский Защитник Гвиннеда…

Что за надежда соткана из света,

Которую бы не пронзила тьма…

Прикрыв глаза, он позволил себе вообразить, как тело Аларика Моргана падает с Дарклерского утеса, чтобы, пролетев девятьсот футов, рухнуть среди скал, на которых шипит прибои.

Проклятье! Фалькенберг швырнул перо на стол. Эта шутка была бы слишком удачной, даже для ее величества Судьбы. А пока нет никакого смысла предаваться бесплодной горечи и мечтам о мести. Прошлой осенью он сказал себе, что способен обойтись без лживой услады подобных грез. Хотя Морган, безусловно, заслуживает этого. Всю зиму он смеялся, потягивая бренди: Моргана отлучили от Церкви, за ним охотились по всему королевству, в Корвине вспыхнули мятежи против Дерини, бунтовщики сжигали дома и захватили Корот, столицу герцога. С наилучшими пожеланиями от одного Дерини другому, — провозгласил он тост на Страстную неделю. — Гореть тебе в аду, Морган!

Нет, Аларика Моргана ему едва ли стоит ждать к себе в гости. Он вообще сомневался, чтобы Морган когда-либо слышал имя Фалькенберга. Скорее всего, нет. Чтобы один из копейщиков Венцита пикой пробил Моргану доспехи, — это еще возможно. Но личная месть… Такого просто не бывает на свете.

Потянувшись, он взял в руки небольшой блестящий черный кубик. Если поднести его к глазам, становилось видно, что он темно-аметистового цвета и изнутри словно бы наполнен жидкостью. Некогда он был белоснежным: один из восьми кубиков Старшей Защиты. Когда-то он занимался этим, — очень давно… тем далеким летом, когда возможность сломать Защиту вызывала лишь смех и таила в себе бездны очарования.

Он повертел кубик в пальцах, чтобы уловить в нем свое отражение: Кристиан Ричард, лорд Фалькенберг, владетель Кэйр Керилла. Мрачное лицо с высокими скулами, коротко подстриженная бородка и ежик черных волос. Глубоко посаженные глаза, словно полированные осколки обсидиана под темными бровями. Никогда не меняющееся выражение лица, которое Лайонел Арьенольский некогда именовал «насмешливым презрением»…

Да, верно, маска задумчивой мрачности и чрезмерных страстей. Дилетант, поэт-неудачник, бывший капитан отряда конных наемников, считавшийся — бог весть почему! — умелым и опытным. Лицо, состоящее из сплошных «почти». Почти умное, не вполне отважное, почти красивое. Нет, не такое лицо должно быть у убийцы герцога Корвинского.

Так выпьем же за пешек на игровой доске! Он насмешливым жестом поднял черный кубик, словно провозглашая тост. Почти герой, почти красавец…

Она была здесь всего год назад, и розовый свет проливался через высокие окна гостиной, бросая малиновые отблески на светлый пламень ее волос, падавших на обнаженную грудь и на плечи… она сидела на большом меховом ковре, подбрасывала на ладони сгоревший кубик Защиты и смеялась вместе с ним…

Только для нее он был кем-то. Ее портрет был здесь: угольный набросок, сделанный его старшим помощником в первое лето по возвращении с юга. Она похудела за те годы, что он провел в Бремагне и в землях мавров, — похудела и стала держаться с еще большим достоинством. Словно утраченная невинность сменилась самопознанием и иронией.

Так что же портрет? Девушка лет двадцати, стройная, со светлыми волосами, разделенными пробором посередине и струящимися по плечам. Тонкие изящные линии рук и груди. Лицо, утонченное и полное решимости. На шее — черная лента с единственным драгоценным камнем. И глаза необычайной глубины, бледные, как лепестки подсолнуха, вызывающие в памяти то горные ледники, то летние солнечные блики, то серебряные зеркала. Да, так прекрасна… Изящество, теплота, изысканность, ирония, чувственность, власть, холодная сдержанность, — все это было при ней. И все отражено на портрете, к которому она прижала свое кольцо-печатку, так что корона и львиные когти прожгли след на пергаменте. А чуть ниже, летящим почерком оставила надпись: «Кристиану со всей любовью — кариад, Карисса».

Кариад, сердце моего сердца. Фалькенберг сжал кубик в длинных тонких пальцах, с силой вдавливая острые грани в ладонь. Кариад. Не нужно горечи, — сказал он себе. Ее лишь бесчестят твои мечты о мщении, которые ты не в силах осуществить.

В его руках кубик разгорался тускло-лиловым светом, и поверхность сделалась ледяной на ощупь. Раскрыв ладонь, он поднес его к глазам, пытаясь сосредоточиться на этом холодном сиянии. В землях мавров он сидел с эмиром аль-Джабалем, Владыкой Горы, в Аламуте и учился смотреть на свет. В ясности — целостность. Да. Лишь зерцало и миг единый. Да. И все равно, будь ты проклят, Морган.

— Сударь…

Фалькенберг оторвал взор от кубика. Высокий мужчина в синем одеянии, расшитом серебром, стоял в дверях. Его звали Бреннан Колфорт, и некогда он был капитаном Толанских гвардейцев. Колфорт и еще дюжина из двух десятков охранников, которых Карисса взяла с собой в Ремут в качестве почетного эскорта, остались на свободе после коронации Келсона Халдейна. Как видно, у Халдейнов просто не дошли руки… Faute de mieux, теперь он служил под знаменами Фалькенберга, Сейчас Колфорт бросил пристальный взгляд на сияющий кубик защиты и на портрет Кариссы Толанской.

— Извините, что помешал вам, сударь… — смущенный, он замолк.

Фалькенберг бросил кубик на стол.

— Это же не поминальное святилище, — заметил он чуть резче, чем намеревался. Выражение лица Колфорта показалось ему выжидательным и полным надежды, и один лишь вид его вызвал у Кристиана чувство усталости. Я их подвел, — подумал он. Я не тот, на кого они рассчитывали… — Здесь никто не предается скорби. Что стряслось?

Колфорт подбородком указал на окна, выходившие на восточную сторону.

— Там всадники, сударь. Один отряд движется от Уэнлокского ущелья по Толанской дороге. Еще один идет от водопадов и, похоже, там раненые. Аврелиан отправился им навстречу.

— Отлично. — Фалькенберг поднялся и оттолкнул стул. — Иди, собирай своих людей. Пошли также за лекарем и за священником. Мы ведь готовы исполнить роль гостеприимных хозяев, не так ли?