Стезя и место - Евгений Красницкий Страница 47

Ни малейшего впечатления направленный на него самострел на Чуму не произвел. Перешагнув через труп командира журавлевцев, он с самым решительным видом двинулся в Мишкину сторону. Стрелять было нельзя, не стрелять… тоже нельзя. Мишка уже стал прикидывать, как бы так попасть вскользь по шлему Фаддея, чтобы и не навредить сильно, и в то же время слегка оглушить отморозка, но тут между ним и Чумой въехал на трофейном коне Арсений.

– Чума, уймись!

– Да пошел ты…

– Я сказал: уймись!!!

Что-то такое было в голосе Арсения, заставившее Фаддея остановиться. Что именно, Мишка не понял – отношения между ратниками внутри десятков имели кроме подчинения десятнику множество нюансов, неизвестных посторонним, и такого воистину чумового скандалиста, как Фаддей, если бы на него не было управы, давно бы выгнали. Значит, управа была, Арсений про нее знал и мог воспользоваться.

– Больно надо… – неразборчиво прогудел в бороду Фаддей, – подумаешь, боярич… – Потом вдруг встрепенулся и повысил голос: – Но тот, который в ручье, мой! Я его откопал!

– Твой, твой! – успокоил Арсений и, повернувшись к Мишке, вроде бы негромко, но с очень жесткой интонацией произнес: – Стреляете вы ловко, всех нас сегодня выручили, наставникам вашим поклон земной… но если еще раз на кого-то из нас нацелишься, одним внуком у Корнея меньше станет. Так и запомни… – Арсений криво ухмыльнулся, – боярич.

Мишка в ответ смолчал, но пристальный взгляд Арсения выдержал, чем заслужил одобрительный кивок. Требовать от Чумы извинений за оскорбление главы рода Лисовинов было, совершенно очевидно, занятием бессмысленным, слава богу, что удалось отстоять трофеи.

Снабжение Воинской школы уже давно стало для Мишки, да, наверное, и для Корнея тоже, постоянной головной болью. Мишка не был уверен, но за полный доспех, скорее всего, можно было бы выручить столько, что хватило бы кормить всю Воинскую школу месяц, а может быть и больше. Нашелся бы покупатель. Правда, торговые экспедиции, осуществлявшиеся под руководством Осьмы, давали неплохой доход и вселяли определенные надежды. Продавать оружие и доспехи лесовикам Корней конечно же не позволит, но есть же Давид-Городок, Хотомель, Пинск, в конце концов. Только здесь, возле ручья, отроки «насобирали» семь комплектов вооружения, причем почти не поврежденного – год кормить Воинскую школу! А ведь там, возле брода, есть и еще добыча! Продать все это единым махом, конечно, не удастся, но Осьма что-нибудь придумает.

Раненый журавлевец поначалу отвечать на вопросы отказался, но когда за дело взялся Немой, заговорил. Однако довольно быстро выяснилось, что десятник Егор, который после перевязки держался довольно бодро, толком не знает, о чем спрашивать. Мишка, воспользовавшись ситуацией, подсуетился и начал подкидывать вопросы, специально упоминая названия населенных пунктов и имена журавлевских ближников. Егор, сначала недовольно косившийся на излишне шустрого пацана, понял, что Мишка, что называется «в теме», и даже слегка посторонился, как бы предлагая ему вести допрос по своему разумению.

Про жизнь рядовых «граждан» земель боярина Журавля пленный почти ничего не знал – дружина была элитой и с населением общалась мало, а к стражникам дружинники относились примерно так же, как в России спецназ ВДВ к гаишникам: не то что за коллег – за людей не считали.

Про «промзону» тоже ничего путного выяснить не удалось. Да, есть трубы каменные, из которых дым идет, есть колеса водяные, сразу в нескольких местах, есть люди работные, которые на полях не трудятся, если только не припечет так, что гонят всех, не разбираясь.

Потом, правда, пошло интереснее. Оказалось, что Журавль занимается-таки торговлей, но тоже не как все. Есть неприметная речка, впадающая в Горынь, а на ней пристань и склады, но не на самой речке, а в протоке, так что можно проплыть мимо и ничего не заметить. Торговать приходит на двух ладьях только один купец – кто такой и откуда, пленный не знал. Болтают, что года два-три назад приплыл кто-то другой, и боярин Журавль приказал ладью сжечь, а людей купца перебить. Короче, как понял Мишка, торговля идет тайно, через доверенного человека. Увы, о списке товаров, отправляемых и привозящихся, пленный не имел ни малейшего представления.

Обнаружился и еще один интересный факт. Каждый год ранней весной, сразу за ледоходом, куда-то отправлялись сразу пять ладей, на которых уходили сотни полторы-две людей при оружии. Возвращались эти ладьи осенью, перед самым ледоставом, а бывали годы, что и не возвращались, правда, сам пленный, по молодости, такого не видел. Что за люди, куда и зачем уплывали, пленный не знал.

Уловив, что Егор начинает недовольно покашливать, Мишка переключился на военные вопросы: вся ли дружина пришла к броду, был ли во главе ее сам Журавль или его воевода Гунар, есть ли гарнизоны в крупных поселениях и т. д.

И тут Мишку ждал сюрприз, даже не один. Журавля, оказывается, дома не было! Уже почти месяц! Куда он уехал, разумеется, неизвестно, но уехал вместе с тем самым купцом и двумя десятками дружинников. Гунара, оказывается, тоже не было – умер несколько дней назад, а третьего сына его – Эрика – только что зарубил Фаддей Чума. Старший сын Гунара был убит давно, во время какого-то внутреннего конфликта, в результате которого, по слухам, Журавль и стал хозяином здешних земель, а второй сын умер во время морового поветрия.

После более подробных вопросов выяснилось, что Эрика просто-напросто подставили, послав с карательной экспедицией молодого, физически сильного, но не шибко умного наследника воеводы. По словам пленного, старые дружинники ворчали, что славы и добычи в этом походе не добудешь, а случись что, виноватым во всем останется Эрик. Оказывается, и в дружине Журавля не было равенства. Существовала как бы гвардия – личная полусотня Журавля и полусотня Гунара. Все были потомками нурманов, хотя стариков – первого поколения – уже не осталось. Они держались особняком от остальных дружинников, которых было около двух сотен, всячески подчеркивая свое особое положение и происхождение. Эрик, например, даже отправился в поход в дедовском шлеме, а отца запретил хоронить до своего возвращения, намереваясь пригнать множество пленных и устроить тризну, достойную настоящего ярла. Отцовскую-то полусотню он и угробил сегодня, вместе с еще полутора сотнями, легкомысленно отнесясь к «малочисленному и трусливому» противнику.

Получалось, что в усадьбе Журавля осталось человек восемьдесят дружинников, а пешее ополчение до сего дня никто поднимать и не думал, тем более что как раз подходила к концу жатва. Но «орешек» ратнинцам был явно не по зубам – со слов пленного выходило, что живет Журавль в настоящей крепости с каменными (!) стенами и башнями. Правда, пленный, то ли по безграмотности, то ли по легкомыслию, не делал различия между каменным строением и кирпичным, но в принципе это ничего не меняло – ратнинцам своими силами такую крепость не взять.

Нашлась и позитивная информация – нигде на землях Журавля воинских сил, кроме «крепости на горке», не было, Эрик увел даже гарнизон из Крупницы. Это известие сразу же оживило ратнинцев – перспективы грабежа открывались прямо-таки радужные.