Властелин Огня - Алексей Вязовский Страница 46

Прием, устроенный понтификом в честь Дня Воссияния Единого, по пышности и благолепию мало уступал эльфийским, а в чем-то даже и превосходил их. Существенная разница была лишь в том, что, в отличие от Лилеи, Аполлинариус даже не считал нужным изображать соблюдение каких-либо приличий и открыто выставлял себя единовластным правителем всех Светлых земель. Совет Десяти, который задумывался когда-то как противовес усилению власти понтифика и куда входили князья Светлых земель с магистрами всех орденов стихий, после захвата темными Сурана и Браора потерял сразу двух своих членов. Аполлинариус ловко воспользовался общей растерянностью и ввел в Совет главу инквизиции, превратившейся к тому времени в полноценную тайную службу. Совет Десяти стал называться Советом Девяти. Впрочем, и он не собирался уже больше семи лет. Полную бессмысленность этого понимали все — понтифик давно не прислушивался к чьему-либо мнению, и влияние на него имел разве только Вергелиус. Все вопросы теперь решались кулуарно.

Еще одной важной причиной, по которой не собирался Совет Девяти, было то, что понтифик, по законам Церкви Единого, должен был давно назначить своего преемника, но всячески избегал разговоров об этом. Казалось, ему претила сама мысль, что когда-нибудь его власть перейдет к другому человеку. Это вызывало у Аполлинариуса такое резкое раздражение, что никто уже и не рисковал напоминать ему о необходимости соблюдения традиций и заветов Церкви. Но в любом случае следующим главой Церкви станет кто-то из пятерки сильнейших магов, стоявших сейчас у его трона. Только интересно — кто?

Все эти мысли медленно проносились в голове Дианеля, пока он равнодушно взирал сначала на пышные ритуалы, которые ему пришлось отстоять в главной базилике Острова, а потом на толпу гостей, присутствующих на приеме года в тронном зале Верховного Понтифика. Хорошо хоть прекрасные витражи этого зала по-прежнему радовали тонкий взыскательный вкус Дианеля, и удовольствие от их разглядывания не позволило ему окончательно умереть со скуки. Потом он недолго поговорил с Альтусом, который очень правдоподобно сокрушался о том, что неблагодарный Йен Тиссен тайком покинул стены его ордена, из-за чего теперь у самого магистра острый конфликт с инквизицией и вообще большие неприятности. При этом губы Альтуса то и дело пытались расплыться в довольной улыбке, из чего Дианель сделал вывод, что магистр приложил руку к побегу княжича. Пришлось так же правдоподобно посочувствовать ему и согласиться с тем, что молодежь теперь пошла шустрая, коварная и совершенно неблагодарная.

Их интересный разговор прервал личный секретарь Аполлинариуса. Посла неожиданно пригласили на приватную беседу. Пришлось ему изобразить на лице радость от оказанной чести и не мешкая отправиться в личный кабинет понтифика. Встретили Дианеля там очень радушно. Можно даже сказать, с каким-то чересчур подозрительным гостеприимством. Ласково усадили в мягкое кресло у камина, Аполлинариус лично налил вина в высокие золотые кубки, украшенные резьбой и драгоценными каменьями. Дианель изобразил глубокую признательность за проявленную заботу, но на всякий случай осторожно проверил это вино амулетом на всякие магические зелья и яды. Нет, все чисто — ни следа чар, можно пить. Вино оказалось превосходным, и собеседники для начала обсудили его вкусовые качества. Надо признаться, что в винах Аполлинариус разбирался хорошо.

Меж тем понтифик начал ненавязчиво расспрашивать посла о планах королевы Лилеи. Дианель добросовестно изложил ему заранее заготовленную версию — мол, он и сам с нетерпением ждет решения Королевского Совета. А потом вдруг неожиданно для самого себя и явно против своей воли произнес тихим голосом:

— Но все будет так, как заранее решила Повелительница. Лилея не будет поддерживать вас в походе на Инферно.

Произнес и сам ужаснулся. С чего бы это его так повело на откровенность?! И главное — с кем?! А вот в глазах Аполлинариуса зажглись злорадные огоньки, которых Дианель, впрочем, уже не заметил. В голове его помутилось, и теперь он только слышал ласковый старческий голос, который задавал ему вопросы, на которые почему-то хотелось дать самый честный ответ.

— И почему же она не будет меня поддерживать, мой дорогой Дианель?

Сознание эльфа начало двоиться. Где-то на его задворках, как птица за стеклом, билась здравая мысль, что он не должен больше ничего говорить этому хитрому человеку, его доброта и забота — обман! Но другая часть тут же убаюкивала: нет, он очень хороший, расскажи ему все, что знаешь, расскажи немедленно! Эта двойственность разрывам и злила Дианеля, но ему вдруг очень захотелось сдаться и поверить до конца доброму старому человеку, ведь он же ему как отец… Отец?!! Но мой отец давно мертв! Эта мысль ненадолго отрезвила эльфа, но тут же вызвала прилив тошноты, после которого он смог собраться только неимоверным усилием воли. Правды захотел, старец?! Так вот тебе правда!

— Кроме магов вы никого не представляете, у вас нет достаточного авторитета. Ваши князья каждый сам по себе. Ни Тиссен, ни Меркус не пойдут за вами — они слишком заняты междоусобной войной. А Микения слишком слаба. Ваш Вергелиус поставил на регентство своего брата, но этот вор довел княжество до полного разорения, набивая золотом карманы. Ему не собрать даже двух легионов. У вас есть только Фесс. Но Касиус Марций никогда не доверит вам свои войска — вы не умеете воевать и зря погубите его людей. Вам нужна только слава, слава любой ценой.

— Как грубо, дорогой посол. Ты расстроил меня. Ну хорошо, сменим тему. Скажи мне, это не ты помог сбежать младшему Тиссену с Острова?

— Нет. Я не имею к этому никакого отношения. — Говорить старику правду было на удивление приятно, это даже принесло Дианелю облегчение, и мерзкая выматывающая тошнота немного отступила.

— Жаль. А может, ты случайно знаешь, кто убил моих инквизиторов в Ируте? Сначала там нашли двенадцать обезглавленных трупов бандитов, а через несколько дней трех обезглавленных паладинов.

— Не знаю. Но головы врагам, — тут Дианель попытался сжать зубы, но не смог, — всегда отсекают эльфы, это их почерк.

— А зачем?

— Чтобы некромант не смог через ритуал поднять этот труп: так лишают посмертия. Враг не расскажет лишнего, а собрата по оружию не смогут превратить в послушного зомби.

— Дикость какая! А меч Ас-Урум — ты же знаешь, как можно подчинить его себе?

— Ас-Урум нельзя подчинить. Он сам выбирает себе хозяина, которого считает достойным владеть собой.

Понтифик задумался, что позволило Дианелю немного прийти в себя и прояснить замутненное сознание. У него уже не было сомнений — старый мерзавец что-то подмешал ему в вино. И это «что-то» не определялось эльфийским амулетом. Дианелю даже показалось, что его организм начал справляться с неизвестным «зельем правды» и самое страшное уже позади. Но Аполлинариус нанес ему очередной удар:

— А теперь, посол, расскажи-ка мне все про вашу эльфийскую святыню. В каких магических ритуалах можно использовать Первозерно?

Что?! Раскрыть этому негодяю главную тайну Великого Леса?!! Нет, никогда! Лучше умереть в страшных муках, чем предать эльфийский народ. Мерзкая тошнота тут же скрутила тело Дианеля, казалось, что все тело его выворачивает наизнанку. А вслед за нею пришла жуткая боль, разрывающая мозг. И вновь искушающий шепот в голове: расскажи, расскажи, расскажи ему все, и эта боль тут же отступит. Признание принесет тебе освобождение от боли. Бороться с этим искушением становилось все труднее. Дикая боль грозила снести последние барьеры, запрещающие эльфу говорить о святыне Великого Леса.