Черный завет - Ирина Булгакова Страница 46

Ее колотила такая крупная дрожь, что слова выпрыгивали, как детские шарики.

– Где… я…

Холод гнездился в каждой клетке души и тела. Холод поселился там прочно и навсегда. И как полновластный хозяин спешил расставить все по своим местам.

– Я… где, – еще одна попытка вытолкнуть слова из охрипшего горла не увенчалась успехом.

Никто не ответил Донате. Тогда она с трудом разлепила веки, покрытые шелухой долгого сна. Сквозь пелену множества незнакомых вещей взгляд выхватил из темноты режущие до боли языки близкого огня. Вот только протяни руку – и согреешься, и бежит холод, трусливо поджав куцый хвост. Она бы так и сделала. Но рука не желала подчиняться. Она отозвалась долгожданной болью в плече. Жалобный стон сорвался с губ, и напугал даже Донату. Она снова попыталась пошевелиться, но снова ничего не получилось.

– Очнулась? – тихий голос пробился к ней. – Лежи спокойно. Я еще один костер разожгу. Сразу станет теплее.

Доната успокоилась только тогда, когда Ладимир попал в поле ее зрения.

– Ты, – она хотела сказать «вернулся», но язык в иголках острой боли отказался повиноваться.

– Я. Кто же еще? – устало вздохнул он. – Потерпи, сейчас теплее будет.

– К… к… кол… дун, – она лязгнула зубами от холода.

– Спи спокойно, Доната, – торжественно сказал Ладимир, – нет больше твоего колдуна.

Если бы язык соизволил повернуться, она непременно огрызнулась бы «он не мой», но вместо этого закрыла глаза, и холодная вьюга снежной зимы закружила ее в белом танце.

Когда она очнулась, сквозь ветхую крышу пробивались лучи Гелиона. Столбы лучистого света изрешетили дырявую стену так, что видны были паучьи сети в углах и на потолке. Вокруг было так светло, что казалось, и пауки вместо мух охотились за светом, спеша упиться теплом вдоволь.

Костер догорал, но в нем еще теплилась жизнь. Черные угли покрывались огненными трещинами, выпуская накопленное тепло. Доната глупо улыбалась, с облегчением понимая, что тело по-прежнему ей подчиняется. Шевельнулись даже пальцы на руках и ногах. Вместе с тем она чувствовала слабое дыхание у себя на затылке. Рядом с ней лежал Ладимир, обнимая ее теплыми руками и согревая своим телом. От радости голова пошла кругом, и Доната не заметила, как заснула.

Следующее пробуждение далось не в пример легче. Стояло предрассветное затишье. Доната рывком села, поморщившись от саднящей боли в груди. Поспешно задрав рубаху, она обнаружила множество порезов, покрытых коричневой коркой. Это удивило ее. Хоть убей, она не могла вспомнить, где ее угораздило так основательно порезаться. Разве только сквозь колючие заросли пробиралась так неосторожно.

Основательно порывшись в воспоминаниях, касающихся ночи, проведенной в доме колдуна, Доната с ужасом убедилась в их отсутствии. Последнее, что она помнила: железная чаша в подтеках ржавчины. Так что же теперь? Она прислушалась к себе, но ничего нового в своих ощущениях не обнаружила. Свободна ли она от Черной?.. На всякий случай стоит воздержаться от упоминания имени. Или демоница осталась по-прежнему с ней? Самым верным было обратиться к ней напрямую, чтобы определить, с ней ли материнский довесок, как сказал колдун, или разошлись они, как в море корабли. Но в последний момент Доната спохватилась. Вызвать черную дрянь легко – избавиться сложнее. Если уж сидит она тихо, то и пусть сидит. До поры. Все равно путь лежит в Белый город. Получилось у колдуна избавить ее от напасти – прекрасно. А если нет, у него уже не спросишь.

От слабости кружилась голова, но Доната пересилила себя. Встав в полный рост, она шагнула через догорающий костер, едва не угодив в него. Сарай с дощатой крышей и покосившимися стенами навел на мысль о том, где она находится. Толкнув дверь, ответившую ей протяжным стоном, Доната вышла на крыльцо и оступилась – нога попала в дыру между прогнившими досками.

Ухватившись рукой за стену, Доната стояла на крыльце и вглядывалась в рассветную хмарь. А заброшенная деревня притихла, отвечая ей настороженным вниманием. Так они и молчали некоторое время, рассматривая друг друга.

В темноте с трудом угадывались обожженные остовы домов и черные шеи дымоходов. Туман не желал делиться тем, чем долгие годы владел единолично. Только ветер робко отрывал от тумана клочья и создавал свои призрачные творенья. У самой дороги вдруг почудилось несмелое движение. И околдованная страхом, девушка поспешно отпрянула. Мысль о том, что вряд ли озверелый народ, сжигавший деревню много лет назад, позволил местным жителям спокойно покинуть родные дома, пришла слишком поздно. Скорее всего, немало сожженных и по сей день не погребенных душ неприкаянно ходят по ночам, моля об успокоении.

Доната попыталась как можно тише, чтобы не потревожить неприкаянный дух, вернуться туда, где мертвый огонь еще можно было оживить. Но ветер – предатель поспешил обнаружить ее присутствие. Сильный порыв подхватил дверь, сорвал с уцелевшей петли и с грохотом отбросил прочь.

Белая дымка тумана, потревоженная ветром, соткалась в некое подобие человеческой фигуры.

– Мама, взываю к духу твоему, спаси и защити от чужой души неприкаянной, – забубнила Доната, в страхе отступая вглубь сарая. Но фигура, укрытая в тумане, подступала ближе к тому месту, где скрывалась девушка. В открытом дверном проеме она отлично видела, как выпрямляется лишенный жизни стан, и из клочьев тумана вырастает нечто зловещее.

И когда сердце уже готовилось выпрыгнуть из груди, раздался знакомый голос.

– Успокойся, Доната, это я, – Ладимир заговорил задолго до того, как оказался от нее в непосредственной близости. – Незачем было так греметь, я и так помню, где тебя оставил.

– Ты почти напугал меня, Влад…

Он дернулся, уже склоненный над костром.

– Не называй меня так. Так звали меня все, кроме матери. Мать звала меня Ладимиром. И ты зови меня так.

Доната задохнулась от невиданной чести, и долгое время не могла собраться с мыслями.

– Где ты был? – наконец, спросила она.

– В городе.

– И как там?

– Плохо, – глаза его слезились от пепла. – Надо уходить. Чем быстрее, тем лучше.

– Кого-нибудь убили? – похолодела она.

– Было дело. Всегда найдется кто-то, желающий прикрыть собственное злодеяние под чужой грех. Как ты?

– Я в порядке. Можем идти хоть сейчас.

Он кивнул.

– Жаль, – вздохнула она. – С дедом Селиваном не удалось проститься…

– О старике больше не жалей.

– Что? – не расслышала она.

– Убили старика этой ночью.

Доната ахнула, и ноги ее подкосились.

– Дознались, что ты у него жила. Город гудит. Только тупой не догадался, где мы скрываемся.