Сказаниада - Петр Ингвин Страница 46

— Похоже, мы почти победили.

— Мы победили еще до штурма. Кощей постарался, договорился с богами насчет ветра. — Котеня грустно проводил взглядом скрывшуюся вдали конницу. — У меня был шанс участвовать в племени дракона. И все рухнуло из-за одного мерзавца.

Он с ожесточением вбил меч в мертвое тело.

В ворота въезжал Доремир — новый гридневый голова, участвовавший вместе с Кощеем в недавних переговорах. Он направил коня к Котене, пехотинцу и прихромавшей к ним Ульке.

— Назовитесь, храбрые воины.

— Чурила Пленкович, — с готовностью выдал ратник.

Доремир ждал ответа Котени, чей меч торчал из трупа.

— Котеня Блудович с оруженосцем. Потеряли коней из-за этого негодяя. — Он с чувством пнул мертвеца, затем вытащил из него обагренный кровью клинок.

Доремир пустил коня кругом, еще раз внимательно разглядывая убитого:

— Знаете, с кем вы дрались? Это Виктор, сын Куприяна. Ваш подвиг не будет забыт. Привяжите тело к моему коню, и от вашего имени я доставлю посылку отцу-дракону.

Осчастливленный свалившейся славой Котеня задрал нос… но лицо, что только-только успело растянуться в улыбке, быстро стянулось обратно, глаза посерьезнели.

— Что это?

Он указывал на высокий шпиль дворца Куприяна.

В одном из окон что-то происходило. Вряд ли конница захватила дворец так быстро, она, скорее всего, еще не добралась даже до внутренней стены.

Через миг из окна свесилось белое полотнище.

— Враг сдался на милость победителя. — Доремир вернул взор на окружившую мертвеца тройку и сдвинул брови: — Ну?

Улька вспомнила, что она оруженосец, то есть младшая, и любой приказ старшего по чину в первую очередь относится к ней. Чурила подключился, они перемотали поданной веревкой ноги Виктора, и Доремир ускакал принимать сдачу противника, волоча за собой страшную посылку. Рога протрубили «отбой».

Война закончилась.

Вскоре выяснились подробности. Куприяну сообщили о гибели оставшегося на защите ворот старшего сына еще до его настоящей смерти, и двойский дракон запросил мира. У войны должен быть смысл, а если честь заставляет биться до последнего человека твоего народа, то такому правителю лучше сразу убиться самому. Поговорка «лучше быть живой собакой, чем мертвым драконом» на войне не работает, ведь битый дракон остается драконом, а за одного битого, как известно, двух небитых дают. Мудрые люди говорят: чем глубже упадешь, тем выше потом взлетишь, опыт поможет. Насчет помощи собственного опыта Улька могла подтвердить: еще как! Случившегося с ней за последние дни всем Вторым Погорелкам хватило бы на пару поколений.

Из прочих новостей сообщили, что Борис, грозивший убить Елену, не сделал этого, рука не поднялась. Он хотел бежать с ней через подземный ход, но отец воспротивился — иначе войну не прекратить. Борис сбежал один. Елену вернули законному владельцу, у которого украли — Кощею.

Войско засобиралось обратно.

Конницу сразу отправили к кораблям — для коней поблизости не осталось корма, выжжено было все на многие версты. Безлошадные Котеня и Улька плыли в составе своей сотни под насмешливыми взглядами недавних соратников. Котеня пересчитал остаток денег, итог удручил: выяснилась, что не хватит даже на захудалую клячу, не говоря про боевого коня. Бермята посоветовал молиться или пойти к нему оруженосцем, но без косорукого собрания неприятностей в лице Ульки.

На этот раз с ветром не повезло, корабль пытался ловить его то левым бортом, то правым, делал большие крюки по воде, иногда переходил на весла. После нескольких часов изматывающей качки решили сменить курс, и корабль, как и множество других, пристал к Олиному пику.

— Можете воздать богам хвалу за то, что благоволили великой и почти бескровной победе, и если не способствовали, то не мешали. Благодарите за сохраненные жизни и просите чего-нибудь на будущее. У кого нет денег — просто отдыхайте. К отправлению дважды протрубит рог.

Улька много слышала про обитель богов, но ни разу не видела. Когда-то она думала, что невозможно представить ничего более потрясающего и громадного, чем каменный дом посадника в Срединном Погосте. Совсем маленькой в город ее возил отец, это оставило неизгладимое впечатление на всю жизнь. Недавно восхитили и внушили благоговение стены Двои. Казалось: что может быть величественнее? Но по сравнению с Олиным пиком это кустик рядом с могучей сосной. Теперь было с чем сравнивать.

Корабль причалил к деревянной пристани.

Берег бурлил жизнью. Согбенные грузчики тащили что-то на корабли. Вдоль деревянного настила стояли торговые лавки, рядом разложили на камнях нехитрый товар мелкие торговцы, за ними дымили трубы постоялых дворов, харчевен и прочих нужных путникам заведений. В багровых сумерках служители зажигали факелы.

Но это был лишь фон к главному зрелищу. Ничто не могло отвлечь от уходящего в небеса скалистого пика, чья верхушка терялась в накрывшем, точно меховая шапка, темном облаке. Иногда внутри гремел гром и сверкали молнии — при этом снаружи погода оставалась ясной. Облако над горой не обращало внимания на ветры, оно прочно стояло на месте, и ничего более грандиозного и сверхъестественного представить было невозможно.

От подножия в гору поднималась крутая лестница. Вдоль нее не было ни оградки, ни перил, и казалось, что на высоте ветер сдует паломников… Но никто не падал. Ветер упорно обходил гору стороной.

Вокруг говорили только об острове и о богах, Улька напряженно вслушивалась. Прежде воспринимаемое сказкой здесь обрело реальность. А подробности, которые не интересовали раньше, отныне могли стоить жизни. Улька ловила каждое слово с любой стороны, кто бы его ни произнес.

У подножия гору окружала черта в локоть толщиной из оплавленного камня, будто сверху молнией очертили круг. Черту покрасили, чтобы все видели издалека. За красной линией начиналась земля богов. За черту без разрешения могли заходить только служители — они жили на берегу в отдельном поселке, окруженном такой же линией. Одеждой служителям служила обмотанная вокруг тела длинная простыня — назвать по-другому Улька не могла, потому что ничего похожего в ее окружении не носили. Босые и подпоясанные обычной веревкой, служители не казались ни важными, ни грозными, но с ними не спорили, им беспрекословно повиновались. Служителям не требовалось оружие, нарушителя поражали падавшие с неба молнии. Многие видели, как дерзких и строптивых испепеляло на месте, остальным хватало рассказов об этом.

Прямо у причалов прибывших угощали сладковатой белой кашей, она была бесплатной, можно брать в любом количестве. Ее, как говорили, дают боги. Наверняка у каждого прибывшего сразу возникала мысль: вот оно, царство небесное, где нет ни войн, ни разбоя, ни голода.

У всего есть подводные камни. Лишь служители жили на острове постоянно, остальным разрешалось пребывать не более трех месяцев в году. Никто ни за кем не следил, но за день до истечения срока служитель извещал, что завтра необходимо покинуть остров, иначе нарушителя настигнут кары небесные. Но завтра могла случиться плохая погода или сильный встречный ветер, поэтому все старались уехать заранее. Постоялые дворы, харчевни и лавки по многу раз в год переходили из рук в руки, владельцы заранее объединялись в сообщества и организовывали дело совместно. Что удивительно, харчевни, несмотря на бесплатную кашу, процветали: однообразное питание доводило людей до сумасшествия, и они готовы были отдать последнее за кусок мяса или даже краюху черствого хлеба.