Принцесса - Анастасия Малышева Страница 44

— Зато завтракаем и ужинаем мы вместе,— Терион пожал плечами.— Обсуждаем всякое. Это весело, знаешь…

— Нет.

— А-кхм…

Мой ответ явно сбил брата с мысли, и его улыбка померкла, став виноватой. Я ободрительно погладила его по руке.

— Ничего страшного, Терион. Я понимаю, что это для моего же блага. К тому же, у меня ведь есть Симона,— я попыталась вложить в свою улыбку всю свою уверенность.

Брат лишь тяжело вздохнул, взглянув меня с тоской, и ничего не сказал — только головой грустно покачал.

А я наконец заметила, что в коридоры вернулся привычный шум. Я заметила всего пару служанок — гораздо меньше, чем обычно,— но насколько же уютнее сразу стал наш замок! Не думала даже, что тишина давит на меня настолько сильно.

Тишина — и отсутствие Симоны. Никогда бы не подумала, что я настолько к ней привязана. Пожалуй, даже хорошо, что она до сих пор не появилась… Впрочем нет. Наверняка она знала это и раньше, а сейчас решила продемонстрировать мне. Уверена, что она встретит меня после обеда и тщательно расспросит обо всех сделанных мною выводах.

Эта мысль помогла собраться, тем более что мы уже подошли к обеденной зале. Стол уже был накрыт и даже отец вместе с тётей Шонель, на удивление, уже ожидали внутри.

Формальное приветствие от сестры, пристальный взгляд отца, в котором мне почудилась тревога, и неприкрытый интерес тёти, разглядывающей меня, не способствовали аппетиту. Но, пожалуй, сейчас я больше думала про грядущий разговор с Симоной, чем про напряжение витающее в воздухе. Отец молчал, молчала тётя, молчал брат… Даже Лонесия молчала, избавив нас от своей привычной болтовни обо всём и ни о чём.

И, кажется, за одно это я готова была считать этот обед лучшим, среди всех прочих семейных трапез.

Нет, безусловно, я любила всех своих родственников, но разговоры Лонесии редко когда бывали в тему.

Десерт же и вовсе был идеален. Сладкий клюквенный пирог, щедро покрытый белым шоколадом. И без малейшего намёка на до упомрачения любимый Астерией вкус яблок в карамели с корицей, от которого меня уже воротить начинало. Воистину, этот обед обещал стать самым лучшим за последние пару лет.

— Что, маленькая, страшно?

Вопрос Лонесии отвлёк меня от смакования пирога.

— Лона!— гневный окрик отца.

А я подняла глаза на сестру, искренне непонимая, что её так внезапно развеселило. Ведь, если не считать всеобщего молчания, он ничем не отличался от всех прочих совместных трапез.

— Лонесия, не стоит,— Шона чопорно промокнула губы салфеткой.

Терион смотрел на сестру хмуро и с явным осуждением, но угрюмо молчал.

— О чём ты?— я отложила приборы.

— Ну как же. Остаться совсем одной…

— Лонесия!— в голосе отца отчётливо прозвенела сталь.

— Я не понимаю, о чём ты,— повторила я, покачав головой.

— О том, что не будет у тебя больше…

— Лонесия!— отец стукнул по столу, отчего его тарелка даже подскочила.— Это уже переходит все границы. Шонель — проследи, чтобы наказание было соразмерным проступку.

— Если ты настаиваешь,— тётя поморщилась, явно недовольная просьбой.

Я переводила взгляд с сестры, которая совершенно не выглядела расстроенной, а даже наоборот, улыбалась как будто победно, на отца, который сверлил Лону хмурым взглядом. Брат сидел с опущенными плечами, и выглядел отчего-то очень виноватым — словно это он является причиной подобных слов Лонесии.

Но возможности спросить что-то мне не дали — Шонель непривычно быстро поспешила увести Лону прочь из столовой.

— Отец, скажи… Лонесия… Она говорила про… Симону?— я нервно разгладила салфетку, не отрывая взгляда от отца.

Он молчал, глядя на меня задумчиво и, как мне казалось, с толикой сожаления.

— Отец. Симона… Она что-то натворила? В чём-то провинилась?..

Я запнулась, не зная, что сказать. Всё же не я любимая дочь, которой простят всё на свете и достанут даже луну с неба. И в другой ситуации я бы даже пытаться не стала. Но… Сима была единственным близким мне человеком. И каким бы ни был её проступок.

— Могу ли я как-то загладить вину Симоны?— голос охрип от волнения, но я всё равно продолжила.— Сделать что-то, чтобы… Не отлучать её от роли моей… Служанки.

— Боюсь, это невозможно, дочь,— король тягостно вздохнул, впервые за время обеда глядя мне прямо в глаза.— Прости, дочь. Симона… Умерла.