Кононов Варвар - Михаил Ахманов Страница 43

– Хватит, я все припомнил, – отозвался Ким. Пальцы его затанцевали по клавишам, и вскоре сцена, пригрезившаяся в смертном забытьи, была облечена словами и упокоилась в Дашином компьютере.

«Что дальше?»

– А дальше они перебрались в Ванахейм, к северу от Пиктских Пустошей, – пояснил Ким. – Шагают вдоль побережья прямо в тундру, к ледяным пустыням и замку Кро Ганбор. Пока еще втроем. Ночуют у костра, беседуют…

«Беседуют?»

– Не только, – сказал Ким, вспомнив Дашины поцелуи, и вновь забарабанил по клавишам.

* * *

– Не могу, – шепнула Зийна, – не могу, милый! Он смотрит…

– Он спит, – сказал Конан, лаская упругую грудь девушки. – Спит, не видит и не слышит ничего. Он – камень, и ему нет до нас дела, клянусь Кромом!

По правде говоря, киммериец лишь пытался успокоить Зийну. Их серокожий спутник, хоть и сидел неподвижно, с опущенными веками, не пропускал ни шороха лесного, ни тени в ночном сумраке. Впрочем, их шепот и возня под накинутым плащом его не интересовали; вряд ли Идрайн даже понимал, чем они занимаются и что означают поцелуи, объятия и тихие стоны Зийны.

Второй день они пробирались вдоль побережья, в приграничной местности, разделявшей Ванахейм и Пустоши Пиктов. Здесь, на севере, во владениях Имира, подтаявшие морские льды еще дышали холодом, под низкорослыми елями еще лежали груды снега, а чахлые корявые березы, торчавшие среди трясин, только-только начали пробуждаться к жизни после зимних метелей и вьюг. Путешествовать в этих краях было нелегко: заваленный буреломом болотистый лес подступал к самым береговым утесам, отвесным и обрывистым, каменный щит материка взрезали шхеры, иногда рассекавшие сушу на многие тысячи локтей. Но между лесом и скалами тянулось сравнительно открытое пространство, узкая полоска земли, покрытая осыпями и желтой прошлогодней травой; эту естественную дорогу, уходившую к северу, к равнинам Ванахейма, Конан и решил использовать.

После битвы с пиктами они потратили день или два на отдых, в основном из-за Зийны, так как ранения киммерийца были не столь серьезными и не помешали бы ему продолжить путь. Но удар дубины, которую метнули в ноги девушке, не прошел бесследно. Кости ее, к счастью, остались целы, однако на голенях вспухли огромные синяки, причинявшие боль при любом движении. Конан лечил ее примочками из листьев папоротника да горьким отваром из мха и хвои. Один Митра ведал, какое из этих средств оказало целительный эффект, но вскоре опухоль спала, и Зийне удалось взгромоздиться на жеребца Идрайна. Путники тут же тронулись в дорогу: мужчины – пешком, девушка – на коне.

Когда они пересекли лес и вышли к побережью, скакун начал хромать. Копыта его были сбиты о камни, вдобавок он непрерывно дрожал – для зингарской лошади суровый северный климат был непривычен так же, как жалкие сухие стебли, которые приходилось жевать вместо сочной зеленой травы. Возможно, сказывалась и недавняя бешеная скачка, когда Идрайн гнал коня днем и ночью, пытаясь настигнуть своего сбежавшего господина; так или иначе каменные осыпи и холод доконали жеребца. Конан забил его и оставил на поживу волкам, ибо в мясе путники нужды не испытывали – на болотах было достаточно уток и гусей, а в лесу встречались кабаны и лоси. Арбалет Конана вполне мог прокормить его и Зийну, а Идрайн не нуждался в пище.

Одно это вызывало у девушки суеверный страх и неприязнь. Серокожий исполин пугал ее – и своей полной нечувствительностью к холоду, и тем, что не испытывал никаких человеческих потребностей, и бездушным ледяным взглядом, и даже негромким своим голосом, от которого за десять локтей веяло дыханием Серых Равнин. Она никак не могла привыкнуть к тому, что Идрайн всего лишь оживший камень, равнодушный к тяготам нелегкого пути, преследующий только одну цель – выполнить приказ волшебницы, вдохнувшей в него жизнь. Она…

* * *

Телефон пронзительно заверещал, вырвав Кима из стылой ванахеймской ночи и переправив в теплое июньское утро. Он поднял трубку.

– Конан Варвар у телефона. Бывший король Аквилонии.

– Кимчик, ты? А где Дашутка?

– На боевом посту, Варвара Романовна. Сидит в кабинете у Славика и производит ревизию.

– Так я ей в кабинет перезвоню. – После паузы, осторожно: – Как там у тебя дела?

– Как в раю. Накормили, напоили и спать уложили. А утром – кофе в постель.

В трубке раздался облегченный вздох.

– Ты оценил?

– Вплоть до загса и обмена кольцами. Хотите, я вашу фамилию возьму? Буду Кононов-Сидоров-Тальрозе.

– Не стоит, – сказала Варвара, – ни в паспорте не поместишься, ни на книжной обложке. Кстати, до обмена кольцами не худо бы развестись со шмурдяком-благоверным. Ты ей эту мысль подскажи.

– Подскажу, – промолвил Ким, послушал, как Варвара одобрительно сопит в трубку, и спросил: – Как там Облом поживает? Выздоровел?

– На пути к выздоровлению. От бананов хобот воротит, любимую морковь не ест, а трескает отруби с опилками. Диета у него такая при поносе.

– Сурово! – посочувствовал Ким. – Ну, привет передавайте. Я к слонам со всей симпатией… Как оклемается, навещу, морковки принесу и попрошусь потанцевать на спине.

Хихикнув, Варвара повесила трубку. Ким поглядел на экран, неторопливо набрал несколько фраз, потом вошел в нормальный ритм. Странно, но совиные привычки не мешали, шум с улицы не отвлекал – работалось, как ночью, даже еще быстрее и плодотворнее. «С чего бы? – думал Кононов, барабаня по клавишам. – То ли кофе в постель, то ли Дашино влияние, то ли Трикси посодействовал…» Так ли, иначе, но снова раскинулись вокруг безлюдные мрачные земли, нависло над головой серое небо, загрохотали волны, штурмуя скалистый берег. Ванахейм! Не так уж далеко от Питера, но все же к Мурманску поближе…

* * *

Путь Конана отклонился к западу, к прибрежным утесам, за которыми ярилось и бушевало море. Тут встречались сосновые рощицы и заросли разлапистых елей; тут, в укромных бухтах, прятались ванирские подворья – побольше, принадлежавшие вождям, и совсем маленькие, в коих обитала одна семья, какой-нибудь рыбак или охотник с женой и полудюжиной рыжеголовых отпрысков. Смутные мысли бродили у Конана в голове; он собирался заглянуть в подходящую ванирскую усадьбу и либо найти там дружину из крепких молодцов, готовых штурмовать хоть замок колдуна, хоть ворота мрачного царства Нергала, либо выведать, где можно разжиться сотней-другой воинов. Не исключалось, что такой визит мог закончиться побоищем. Все зависело от обстоятельств: как его примут, куда посадят, какой кусок поднесут – или предложат, вместо мяса и пива, понюхать лезвие секиры.

Размышляя на сей счет и прислушиваясь к грохоту волн, упрямо таранивших берег, он вспоминал о кормчем Шуге, старом псе, об Одноухом, десятнике стрелков, о Харате, парусном мастере, мошеннике Броде, Кривом Козле, Стимо с бычьим загривком, недоумке Рикозе и прочих головорезах, ходивших с ним на «Тигрице». «Эх, были б барахтанцы тут, не пришлось бы сговариваться с ванами, искать у них людей! С другой стороны, если б парни были, к чему тогда мстить Гор-Небсехту, этой склизкой гадине? – думал Конан. – Тогда бы он о колдуне и слыхом не слыхивал, как и о Дайоме, владычице острова!»