Возвращение мертвеца - Лилит Сэйнткроу Страница 43

Мы направились в наш любимый ресторанчик на Поул-стрит. Даже странно, до чего он был славным. Этот ресторанчик никогда не менялся – все те же красные велюровые драпировки на стенах, все тот же старик-азиат за столиком в дальнем углу, который все так же прихлебывает чай, бросая на всех подозрительные взгляды, а возле него в пепельнице догорает сигарета, от которой к потолку поднимается струйка дыма. После двух мисок говяжьего супа с лапшой я начала понемногу приходить в себя.

– О'кей, – сказала я, подцепляя пластиковыми палочками рисовую лапшу.

Эдди оторвался от стакана с пивом и взглянул на меня.

В аквариуме с рыбками тихо журчала вода.

Набив полный рот лапши, я жевала ее, запивая мясным бульоном, и едва не причмокивала от удовольствия – еда стала для меня единственным источником наслаждения. Слава богам за мой быстрый метаболизм, иначе я давно заплыла бы жиром, как шлюха из Нью-Бьеткай.

Впрочем, удовольствие я получала и от беготни за преступниками, когда каждое задание становилось очередным кирпичиком в стене, которую я возводила между собой и тяжелыми мыслями, мучившими меня в часы вынужденного простоя.

Зато еда – совсем другое дело. Тут можно не думать.

– Лопаешь как поросенок, – поморщился Эдди.

– Кто это говорит? Человек, который вообще ест руками! – вспылила я. – Ладно, Эдди, выкладывай. Хочу знать, ради чего я бросила теплую постель.

– Теплую, говоришь? – ухмыльнулся он. – Что, Джейс наконец-то тебя уломал? Надеюсь, ему не пришлось напяливать на себя маску с рогами и прицеплять хвост?

Я положила палочки на стол. Целый год я училась пользоваться столовыми приборами, держа их в левой руке. Правая могла только одно – сжимать рукоять меча.

– Слушай, Эдди, – сказала я, и от моего голоса звякнула стоявшая на столе чайная чашка. – Немедленно прекрати, чертов придурок, или я за себя не ручаюсь. Говори, зачем звал?

– Затем. Мне кое-что известно.

Он побледнел. Опустив глаза, он залпом допил пиво. Внезапно мне до чертиков захотелось забыться. Проще всего было бы принять что-нибудь химическое.

Я молча взяла в руки тяжелую чашку из белого фарфора.

Эдди прищурился. Дрожащей рукой поставил на стол стакан с пивом.

– Я учился там, – буркнул он. – В «Риггер-холле».

Разумеется, я это знала. Он был немного старше меня. Как и Кристабель.

На лбу Эдди выступили крупные капли пота.

– Там была… одна тайна. – Его адамово яблоко дернулось вверх-вниз. – Я мало что знаю, но все же…

«В "Риггер-холле" было полно тайн, Эдди».

Я вновь ощутила прикосновение металла, услышала сухой шепот Мировича. Кашлянув, я опустила чашку на стол.

– Эдди, – прохрипела я.

Стакан звякнул. «Нужно взять себя в руки». Левое плечо заныло, словно соглашаясь.

– Anubis et'her ka, что ты с собой делаешь?

– Я сам знаю, что мне с собой делать! – сверкнув глазами, рявкнул он и откинулся на стуле. – Я не могу сидеть дома, и спать я тоже не могу, черт тебя подери, ведь люди умирают! Я должен что-то сделать.

Я пожала плечами. Сердце стучало – и от нетерпения, и от адреналина. Я вновь взяла чашку.

Эдди отхлебнул пива.

– Странно, почему все это всплыло только сейчас. Я ведь там ни разу не был, в Черной комнате…

Я содрогнулась. Глаза Эдди были широко раскрыты, даже выпучены.

– Нет, я не о той Черной комнате, – торопливо поправился он. – Нет, так называлась тайна. Потому что они встречались в старом сарае у озера. Помнишь?

Я кивнула. В голове вновь раздались дикие вопли призрака Кристабель, но я прогнала их прочь.

– Помню.

По телу побежали мурашки. «Черная комната», вспомни «Риггер-холл»!» – вот о чем хотела сказать Кристабель.

Эдди смотрел на меня глазами ребенка, которому приснился страшный сон.

– Тебя сажали в клетку?

Он имел в виду «клетку Фарадея» – устройство, находившееся в одном из подземелий школы. Это подземелье предназначалось для телепатов, которым нужно было отдохнуть в каком-нибудь абсолютно изолированном от внешнего мира месте. Мирович превратил подземелье в камеру пыток. Псионы – особенно самые чувствительные – крайне болезненно реагируют на пребывание в закрытом пространстве; из-за недостатка внешних раздражителей, а, следовательно, и нервного возбуждения у них ломается психика. И если ты не телепат, то оказаться в запертой клетке – это все равно, что попасть в черную пустоту, где нет ни света, ни звуков, а главное – нет энергии, питающей магические и парапсихологические способности псионов. Это самый верный – как я убедилась – способ свести псиона с ума. Я, например, до сих пор не могу находиться в лифте – когда за мной закрываются двери, меня начинает бить дрожь.

Кабины лифтов напоминают мне клетку в Черной комнате Мировича.

– Четыре раза, – хмуро буркнула я.

– А меня два. Мне хватило.

– А мне бы никогда не хватило, – сквозь крепко стиснутые зубы процедила я.

«Если бы этот разговор происходил до Рио, я бы, наверное, раскрошила и проглотила собственные зубы».

Перед глазами встало мрачное подземелье и клетка, и еще – черная пустота, которая медленно пожирала разум и старалась забраться в него как можно глубже, чтобы не осталось ничего… «Sekhmet sa'es, Эдди». Я судорожно сглотнула. «Нужно собраться. Черт, Дэнни, да возьми ты себя в руки!»

– Та тайна… Кристабель была одной из них. Я не был, но у меня был друг.

Я ждала. Еще немного – и Эдди доберется до сути. Нужно только дать ему немного времени.

– Стив Себастьяно, – сказал он наконец и, кажется, покраснел.

Внезапно все встало на свои места. От удивления я разинула рот.

– Ты водил дружбу с Полиамур?

Полиамур – трансвестит, одна из самых знаменитых секс-ведьм. Говорили, якобы в постели она до того хороша, что ее не гнушались навещать шишки из правительства Гегемонии и даже некоторые паранормалы. Люди платили огромные деньги только за то, чтобы записаться в очередь. О Полиамур, которую в детстве звали Стив Себастьяно, и которая была на несколько лет старше меня, шептались по углам еще в школе. Я слышала, что ее опекала сама Персефона Стрекоза из Норлеана и жили они в Большом Плавучем Доме; потом Полиамур была отправлена в «Парадис», согласно программе по обмену учениками.