Ласка сумрака - Лорел Гамильтон Страница 42

Он сидел на краю постели – ближнем к зеркалу, ближнем ко мне– и едва был виден сквозь черное великолепие волос. Волосы, кожа и глаза едвали не всех прочих сидхе, кого я знала, отличались по цвету хоть немного, ноДойл весь был словно из одного куска. Распущенные волосы ниспадали вокруг негочерным облаком, почти скрывая кожу цвета черного дерева. Длинный-длинный локонупал на лицо, и глаза, черные на черном, потерялись в этой тьме. Казалось,будто ожил кусок ночи. Он отбросил волосы назад рукой и попытался заправить ихза заостренное ухо. Серьги блеснули звездами на его черноте.

Я двинулась к кровати и остановилась, когда стукнулась о нееколенками. Ноги мои прижимались к постели, но ощущала я только густоту этихволос, зажатых между моим телом и кроватью. Он повернул голову, и япочувствовала, как волосы натянулись под моими ногами. Я придвинулась плотнее,удерживая их.

Он обратил ко мне эти темные глаза, и в них сияли краски,которых больше нигде в комнате не было, будто рой сверкающих мошек – синие,белые, желтые, зеленые, красные, пурпурные и еще тех цветов, названия которым яне знала. Точки мерцали и кружились, и на миг я почти ощутила, как они летаютвокруг меня – легчайшее дуновение их полета, словно стоишь в облакебабочек, – а потом я упала, и Дойл подхватил меня.

Я пришла в себя в его объятиях, у него на коленях, куда онменя усадил. Когда я смогла заговорить, я спросила:

– Зачем?

– Я – сила, с которой нужно считаться, Мередит, и яхочу, чтобы ты этого не забывала. Король должен быть больше, чем просто доноромсемени.

Я провела ладонями по его коже, обхватила руками его шею.

– Ты меня испытываешь?

Он улыбнулся.

– Как и все, Мередит. Как и ты – меня. Кто-то можетпозволить себе забыться в горячке страсти, в жаре тела, но не ты. Ты выбираешьотца своим детям, короля – двору, и того, с кем ты будешь связана навечно.

Я спрятала лицо в изгибе его шеи, в теплой коже. Жилкабилась под моей щекой. И запах его тоже был теплым, таким теплым...

– Я об этом думала, – выдохнула я в его кожу.

Он потерся шеей о мое лицо.

– И какой вывод тебе пришлось сделать?

Я отстранилась так, чтобы видеть его лицо.

– Что Никка будет жертвой и неудачником на троне. ЧтоРис прекрасен в постели, но я не хочу видеть его королем. Что мой отец былправ, и Гален на троне – просто катастрофа. Что при дворе есть множестворыцарей, которых я скорее убью, чем соглашусь быть связанной с ними на всюжизнь.

Он прижался губами к моей шее, но еще не целуя. Заговорил,не отводя губ, так что слова касались меня легкими поцелуями:

– Есть еще Холод и... я.

Ощущение его губ бросило меня в дрожь, я изогнулась в егообъятиях. Дойл резко выдохнул, его руки обхватили мою талию, мои бедра. Онпрошептал:

– Мерри...

Он дышал горячо и неистово прямо мне в кожу, пальцывонзались в бедро, в талию. В его руках было столько силы, столько нажима,будто при малейшем усилии он мог проткнуть мне кожу, обнажить мясо и кровь,разорвать меня на части, словно спелый сочный плод. Что-то в нем будто ждало,когда же его руки вскроют меня, поднимут, разметают горячим наслаждением поладоням, по всему его телу.

Он полуподнял меня, полубросил на кровать. Я ждала, что оннакроет меня сверху своим телом, но этого не произошло. Он встал начетвереньки, возвышаясь надо мной, как кобылица над жеребенком, вот только вего устремленном на меня взгляде не было ничего материнского. Волосы онперебросил за плечо, и свет падал на обнаженный торс. Кожа блистала полированнымчерным деревом. Он дышал быстро и глубоко, и кольцо в его соске сверкало имерцало надо мной.

Я подняла руку и потрогала кольцо, провела пальцами по этомукусочку серебра, и Дойл издал рычащий звук откуда-то из глубины, словно в егостройном мускулистом теле эхом отдавалось рычание огромного зверя. Он нависнадо мной, губы раздвинулись, обнажив белые зубы, и рык вырывался из его губ,из-за его зубов, словно предупреждение.

От этого звука у меня чаще забился пульс, но я неиспугалась. Еще нет.

Он склонился к моему лицу и прорычал:

– Беги!

Я только беспомощно моргала, сердце колотилось где-то вгорле.

Он запрокинул голову и завыл, звук снова и снова отражалсяэхом в маленькой комнате. Волоски у меня на теле встали дыбом, и я на мигперестала дышать, потому что этот звук был мне знаком.

Этот долгий, звонкий вой-лай гончих Гавриила, черных псовдикой охоты.

Он опустил голову почти к самому моему лицу и сновапрорычал:

– Беги!

Я выкарабкалась из-под него, и он следил за мной темнымиглазами, оставаясь неподвижным, но напряженным настолько, что его тело едва несветилось предвестием насилия, насилия сдержанного, скованного, ограниченного,но тем не менее...

Я сползла не к тому краю и оказалась в ловушке между окном икроватью. Дверь была с другой стороны кровати, позади Дойла.

Мне приходилось уже играть в догонялки. Очень многиенеблагие предпочитали вначале погоняться и поймать, но это всегда была игра,притворство... Глаза Дойла горели голодом, но один род голода бывает оченьпохож на другой, и ошибку понимаешь слишком поздно.

Его голос прорвался сквозь стиснутые зубы:

– Ты... не... бежишь!

С последним словом он рванулся ко мне смазанным от скоростичерным пятном. Я бросилась через кровать, перекувыркнулась, упала на пол переддверью и уже была на ногах, хватаясь за ручку двери, когда он врезался в менявсем телом. Дверь содрогнулась, а на мне наверняка остались синяки. Дойлоторвал мою руку от дверной ручки, и я не смогла воспротивиться.

Я заорала.

Он оторвал меня от двери, бросил на кровать. Я попыталасьсоскользнуть с другой стороны, но он уже был здесь, прижался ко мне бедрами,пригвоздив меня к постели. Я чувствовала его твердость сквозь его джинсы,сквозь мое белье.

Дверь за нашими спинами открылась, и в нее заглянул Рис.Дойл зарычал на него. Рис спросил:

– Ты кричала?

Его лицо было очень серьезным. В руке он держал пистолет –стволом вниз, но наготове.

Дойл рыкнул:

– Убирайся!

– Я подчиняюсь приказам принцессы, а не твоим,милостивый государь. – Рис пожал плечами: – Прошу прощения. Тыразвлекаешься, Мерри, или?..