Ад уже здесь - Сурен Цормудян Страница 42

— Спасибо вам! Спасибо вам! Если бы не вы, я бы и мужа сегодня потеряла! Спасибо вам! — рыдала она.

Людоед вскочил с табуретки и принялся аккуратно поднимать ее.

— Послушайте, не надо так, успокойтесь, — настойчиво говорил он.

Демидов так же помогал подняться ей на ноги.

В помещение ворвался Фэн. Он схватил жену и крепко прижал к себе, успокаивая.

— Сулпан, родня, зачем ты так. — Шептал он, гладя ее по голове.

— Доченька моя! — рыдала женщина, стуча кулаками по плечам супруга и мотая головой.

Вслед за Драконом вошли еще несколько женщин. Они осторожно взяли Сулпан под руки и увели. Китаец обессилено опустился на пустующую табуретку и тяжело вздохнул. Молчание затянулось. Все понимали, какое горе постигло этого человека, но говорить что-либо было сейчас неловко, а слова утешения и сочувствия ничего не способны были сделать.

— Сколько ей было лет? — первым тишину нарушил, как ни странно молчаливый обычно Николай.

— Пять годиков всего, — едва сдерживая слезы, ответил китаец.

— А чем болела?

Фэн молчал, медленно качая головой, затем, наконец, произнес:

— Да там… Столько всего… Я и названий то всех не знаю. И никто не знает. Разве может сейчас родиться здоровый ребенок?

Васнецов пристально взглянул на него и задал очередной вопрос:

— Тогда зачем вы ее родили?

— Ты что мелешь? — прошипел Сквернослов.

Китаец растерянно посмотрел на Николая.

— То есть как это? Как это зачем? А зачем жить тогда? А продолжение рода?…

— Вы, зная, что нормальные дети не могут родиться, все равно пошли на это? — Васнецов стал говорить громче. — Вы породили новую жизнь, обрекая ее на страдания и теперь, когда случилось неизбежное в этой ситуации, оплакиваете ее?

Егор наклонился через стол и тихо спросил у Варяга:

— У него с головой все нормально?

— Вообще-то нет, — пробормотал Яхонтов, вперив в Васнецова недобрый взгляд, — Николай. Ты что несешь?

— Я говорю об ответственности! — огрызнулся Николай. — О чем думают люди?

— Погоди но… — Фэн был совершенно обескуражен такой постановкой вопроса, — Погоди… Но… Но зачем жить тогда? Зачем мы все живем? Так после нас ничего не останется? Придет наш час, и мы умрем и ничего после себя не оставим? Никого после себя не оставим? Люди все вымрут и все? Что же ты говоришь такое? Да мы… Но мы хотели ребенка. И ведь есть призрачная надежда и пусть крохотный, но шанс, что ребенок выживет. Что он будет жить. А зачем нам тогда жить в таком случае? Продержаться подольше и умереть? Это наш удел?

— Послушай, Дракон, извини за такой вопрос конечно, — встрял в разговор Людоед, — У твоей дочери нет пятен на теле? Красных или черных, особенно в шейных областях?

Фэн Сяолун совсем не понимал, что от него хотят, и растерянно смотрел на гостей.

— Погоди, ты что имеешь в виду? — Спросил Егор.

— Чума, — ответил за Людоеда Варяг.

— Чума? — удивился Демидов. — Бывали случаи холеры и тифа. Даже эпидемии. Дизентерия и всякое такое. Но чума… Хотя были вспышки в самом начале. Еще до холодов. Но когда холода настали, и случаи чумы прекратились. С чего вы вдруг спросили?

— Ганину яму знаешь? — взглянул на Егора Крест.

— Знаю, конечно. Там черновики окопались.

— Так вот. Нет там больше черновиков. Там огромные крысы. Носители чумы.

Егор какое-то время смотрел на Илью, вытаращив глаза, затем вскочил и схватил Дракона за руку.

— Пошли.

— Чего? Куда? — пробормотал китаец вставая.

— Надо осмотреть ее.

— Что?!

— Надо, дружище, пойми! Пойдем! — они вышли из помещения, оставив четверку путешественников одних.

Людоед, воспользовавшись моментом, схватил Николая за воротник.

— Ты что себе позволяешь, идиот! Забыл уже, как перед Ветром в Вавилоне извинялся?! Забыл про его сына?!

— Разве я не прав? — Васнецов пристально посмотрел в глаза Людоеду. — Разве я не прав?! Зачем плодить страдания и боль?! Зачем!

— А зачем мы хотим уничтожить ХАРП?! Это надежда и тот самый призрачный шанс! Это борьба жизни против смерти! Это торжество жизни над смертью!

— Но торжествует смерть! — воскликнул Николай.

— Это лишь твое мироощущение! Это только то, что ты хочешь видеть! Ты просто слабак, так признай это! И значит, пусти себе пулю в лоб и успокойся! — рявкнул Крест и оттолкнул от себя Васнецова.

Варяг и Вячеслав ничего к этому не добавили. Они сидели молча, но Николай понимал, что и они осуждаю его. Он и сам терзался от того что сказал и не знал где он прав а где нет. Мысли его ходили хороводом вокруг странного ощущения, что его кто-то или что-то зовет. Он не понимал кто, что, куда и зачем. Но чувствовал непреодолимую тягу пойти за этим странным зовом. Он так сильно ушел в себя, что даже не заметил, как вернулся Демидов.

— Нет ничего, — мотнул он головой, садясь. — Никаких пятен и других симптомов чумы.

— Что ж. И то хорошо, — вздохнул Людоед. — А про огромных крыс, что можешь сказать?

— Были случаи в метро. Крысы очень большие на людей нападали. И в руинах возле эпицентров ядерных взрывов они попадались. Но надо отдать должное черновикам, они прогнали их из города. Последний раз люди с этими тварями месяц назад, или около того, сталкивались.

— А как они их прогнали? — удивился Варяг.

— Да, вроде говорят химикатами какими-то. Они ведь на своей базе химическое оружие делают. Вот есть у нас один, тоже когда-то по подвалам маялся в одиночку, и его черновики выкуривали. Он их склад с провизией гробанул тогда, убив охрану. Они его выследили в одном подвале. Сунулись. Он стрелять начал. Еще двоих положил. Тогда они газ пустили.

— А как они выжил после этого? — спросил Крест.

— Да как, сорвал с себя майку, обоссал ее и на лицо намотал. Так и выжил. Ослеп только, но смог уйти.

Николай снова стал задавать себе циничный вопрос, зачем им в общине слепой. Какой от него прок? Но нашел в себе силы противопоставить этому простую идею гуманизма, которая, как правильно заметил Людоед, ведет их к уничтожению ХАРПа. Ему очень хотелось понять, что в разуме побуждает с таким рвением заставляет обращать свой взор на иррациональности рождения детей, которые скорее всего будут больными и долго не протянут, зачем спасать жизнь слепцу… Почему он думал об этом? Почему он не воспринимал это как должное? Как то, что всякий человек должен понимать из соображений человечности? Неужели он действительно все больше перестает быть человеком? Он чувствовал, как двоится его разум в противоречиях и не в силах был собрать все свои внутренние «Я» воедино, став при этом монолитом, каким были Варяг или Людоед, всегда знающие чего хотят и всегда имеющие четкую позицию. Хотя, может они умело казались такими? Васнецов сейчас понимал одно. Он страдает такими противоречиями и делениями своих внутренних сущностей в восприятии окружающего, когда оказывается среди людей. Когда он один, или среди привычных уже попутчиков, то такого смятения он не испытывал. И снова навязчивая мысль уйти подальше, прямо сейчас, овладела им. Уйти. И тогда он не будет распаляться, взвешивая все за и против, и ставя на разные чаши весов циничный рационализм и гуманность и человеколюбие. Странный зов с новой силой стал будоражить его…