Примархи - Грэм Макнилл Страница 42

Когда он подошел к ним, с их клювов сорвался крик, душераздирающий и гнусавый. Горгон потянулся за Сокрушителем Наковален, но пальцы так и не коснулись рукояти, когда он понял, что орлы не собираются нападать. Вместо этого существа расправили свои некогда огромные крылья и взлетели.

Убивать их было жалко, хотя, возможно, смерть покончила бы с их страданиями и стала бы актом милосердия. Удивившись тому, как он обрадовался, воздержавшись от убийства, Феррус последовал за первой птицей, которая полетела в темноту пещеры. Достигнув трещины в потолке, орел исчез. Феррус позавидовал его крыльям, какими бы слабыми они ни были. Птица, несмотря ни на что, тяжело влетела в золотой свет.

Сыновья были наверху, отделенные от своего отца золотистой трещиной в подбрюшье мира. На несколько мгновений тень орла задержалась, и Феррус почти мог дотянуться и коснуться ее…

Второй орел полетел дальше в пещеры. Вопреки первоначальному убеждению, Феррус понял, что пара птиц не была полностью идентичной. В то время как первая была мудрой и суровой, вторая птица производила впечатление высокомерной, в ее манере держать себя было что-то патрицианское, несмотря на потрепанный внешний вид.

«Вызывающий, — подумал примарх, — даже знакомый».

Птица скользнула через открытый портал, вырезанный в каменной стене пещеры. Арка своим архитектурным стилем напоминала цивилизованную культуру, подобную старым империям древней Романии. Она вела в следующий зал, освещенный звездным небом.

— Снова холодный камень, — подумал Феррус вслух, увидев скалы из темного гранита.

Разочарованный ощущением собственного бессилия, Феррус начал полагать, что эта дорога бесконечна, что в лабиринте нет цели.

Бессмысленно сражаться с тем, над чем у тебя нет ни малейшей власти. Хотя это противоречило его инстинктам, примарх уступил судьбе. Пока. Он закончит свое путешествие, когда тот, кто поймал его в эту ловушку, посчитает, что момент наступил.

Тогда он уничтожит это существо со всей яростью Медузы.

Что бы ни скрывалось внутри лабиринта, оно не было непобедимым чудовищем.

— Я убивал ётунов, — сказал он самому себе. — Я убивал ледяных змеев голыми руками. Ты рискнул завлечь в ловушку Горгона…

Небесные огни, освещавшие его путь в следующий зал, вовсе не были не звездами. Стены украшали скопления драгоценных камней, сверкающих в свете, не имеющем источника. Порог был мало примечателен, всего лишь усыпанная алмазами скала. Примарх услышал слабые хлопки крыльев, прозвучавшие как далекое эхо, и последовал за вторым орлом вглубь прорезаемой звездами тьмы.

Феррус почувствовал запах мертвечины и холод. Что-то металлическое кольнуло его язык.

Зуд на шее начал раздражать. Словно горячий ошейник.

В воздухе шипело дыхание змея.

Его агрессивный попутчик вернулся.

Ты, наконец, пришел за мной?

Феррус извлек Сокрушитель Наковален и небрежно держал его одной рукой. Оружие вызывающе гудело в его хватке.

Я расколю твой череп, как яйцо, тварь.

Змей держался на расстоянии, двигаясь на периферии его чувств. Тварь знала, что примарх не станет бросаться в темноту и атаковать. Феррус будет выжидать, хотя имел обыкновение выходить из себя, и существо знало об этом. Но помимо простого подстрекательства, у змея была причина не торопиться со схваткой. Он хотел, чтобы примарх сначала увидел кое-что, то, что змей сделал для него.

Дальнюю часть помещения словно затянуло полосой из черного холста, свет фальшивых звезд стал гаснуть. Феррус стоял у ее границы, собираясь ступить в затемненный мир.

А затем все изменилось.

Темнота разошлась, как занавес.

Один за другим драгоценные камни погасли. В глаза словно хлынула артериальная кровь — багровое зарево осветило помещение. Перед Феррусом открылась картина отвратительной бойни, и он скривился от омерзения.

Воздух наполнил запах крови, приправленный горечью. Запах въелся в щели между каменными плитами пола и полз по влажным стенам грибковой заразой. Когда-то белоснежные стены измазали кровавые отпечатки рук и ног. Мужчины и женщины умерли здесь, стоя на коленях, моля о пощаде, в то время как палачи прижимали клинки к их шеям и животам. В стены были вмурованы цепи с крючьями, готовыми принять истерзанную плоть.

В разуме Ферруса появились образы ржавых секачей, зазубренных резаков и костных пил, хотя ни одного из этих инструментов мясника он не видел.

Вместо этого с потолка на сухожилиях свисали головы. Сотни отсеченных голов лениво покачивались на сквозняке и медленно вращались. На лицах застыло выражение муки: у одних рты распахнуты в безмолвном крике, у других челюсти стиснуты в агонии.

Озабоченный жжением под горжетом Феррус словно ощутил фантомную боль от нанесенной ножом палача раны, которую он никогда не получал.

Или, пожалуй, не сейчас…

Мысль возникла неосознанно, словно ее внушили. Феррус был слишком шокирован, чтобы сопротивляться ей.

Образы наплывали один на другой, пока он наконец не увидел в лицах висящих перед ним голов…

Измученный, Феррус скривился от невыносимой для смертного боли.

Все эти лица принадлежали ему.